Вопрос в том, как топят алмазы "Де Бирс" - тайно или явно, чтобы получить страховку? Как раз в конце 1999 года промелькнуло сообщение по телевизору, что в районе мыса Горн (это возле Чили) затонул во время шторма корабль с партией алмазов, следующий в Голландию, и принадлежащий "Де Бирс", (команда спаслась, алмазы в сейфах утонули), значит, все-таки они получают страховку. Судя по месту затопления, корабль шел из Владивостока, но не через Панамский канал, чтобы американцы не ограбили. В Англии, где находится офис "Де Бирс" в это время судили Пиночета, чтобы чилийцы помнили, "кто хозяин". Рядом с местом затопления - Мальвинские острова, принадлежащие Англии, значит все-таки, они планируют корабль достать когда-нибудь, когда демократия в России кончится. А пока можно получить страховку. Ведь, если у продавца алмазов есть две возможности: продать алмаз за 100 долларов, или получить за потерянный алмаз страховку, в 100 или даже 80 долларов, то он, наверное, выберет страховку, только чтобы покупателя без алмаза оставить.
Так что и выходит, что наша алмазная отрасль производит для государства только убавочную стоимость. Причем "Де Бирс" для нашей страны делает и благое дело: "Де Бирс" скупила акции нового архангельского месторождения алмазов и "заморозила" это месторождение, в полном соответствии со своей политикой поддержания дефицита алмазов. России от этого польза, - алмазы не разворовываются.
Отрицательная стоимость
Но возьмем более очевидный пример производства убавочной стоимости - наркобизнес. Здесь, начиная с выращивания наркосодержащих растений, и кончая потреблением наркотиков, все этапы является производством убавочной стоимости.
Классическая экономика никак не выделяет наркопроизводство среди любого другого. В классической экономике, вообще, всякий труд почетен.
Казалось бы, продавец наркотиков продает отраву, покупатели быстро помирают и перестают ее покупать, - где же прибыль для продавца? А прибыль возникает за счет деятельности наркомана, пока он еще не умер. По данным врачей один наркоман за год втягивает в наркоманию, в среднем, 10 человек. За счет этого рынок сбыта для торговца наркотиками, хотя бы временно, расширяется, пока не достигает своего естественного предела, выбрав из общества всех склонных к наркозависимости, после этого, оставшаяся часть общества уничтожает наркоторговца. Поэтому наркоторговцу выгодно организовывать наркологические лечебницы, где наркоманов подлечивают, и они, выходя из лечебниц, втягивают в наркоманию еще какое-то количество своих знакомых. Это все равно, что выпускать из больниц недолеченных от желтухи или тифа людей.
Как описать стоимость наркотика на языке экономической науки? Для этого удобно ввести еще один термин - "отрицательная стоимость". "Отрицательная стоимость" - это стоимость, приносящая человеку вред; это стоимость, как бы, со знаком "минус". Распространение наркотиков вредно для всех даже для торговца наркотиками, так как движение наркотиков неподконтрольно и ему. Можно сформулировать, что "отрицательная стоимость" отличается от обычной "стоимости" тем, что производит для всех вокруг неподконтрольную убавочную стоимость.
Преступник, совершающий преступление, - отрицательная стоимость, а государство, сажающее его в тюрьму, производит для себя убавочную стоимость, чтобы уберечь себя от распространения отрицательной стоимости.
Военнослужащий, убивая врага на войне, хоть и производит убавочную стоимость не только для противника, но и для своего государства, расходуя патроны, однако не несет в себе отрицательной стоимости, так как исходящая от него убавочная стоимость контролируется воинской дисциплиной. Другое дело, если военнослужащий грабит население, - то он имеет отрицательную стоимость, так как производимая им убавочная стоимость неподконтрольна его командирам, а на практике это затягивает войну, так как повышает сопротивляемость противника.
Появление отрицательной стоимости сопровождает любое производство стоимостей. Всякое производство заключается в том, что человек из сырья выделяет полезную часть сырья - "прибавочную стоимость" и получает "отходы" - "отрицательную стоимость". Затем он "прибавочную стоимость" пытается присвоить, а "отрицательную стоимость" - "отходы", наоборот, отчуждает от себя каким-либо способом. Он ее или продает, или, как правило, в деревенском хозяйстве закапывает в землю, превращая отходы опять в сырье, или выкидывает произведенную отрицательную стоимость под окна соседям, создавая им экологические проблемы.
Понятным примером производства отрицательной стоимости является производство радиоактивных отходов, их можно назвать "онтологическим мусором". В атомной бомбе, пока она не сброшена ни на кого, нет отрицательной стоимости, хотя она и создает своим хозяевам, постоянную убавочную стоимость, требуя расходов на свое содержание. Но после взрыва атомная бомба создает большую убавочную стоимость для противника и превращается в отрицательную стоимость для всех, отравляя окружающую среду.
Чтобы не путаться в том, чем отличается отрицательная стоимость от убавочной, скажем так: убавочная стоимость уничтожает любую стоимость, в том числе и отрицательную. Отрицательная стоимость наоборот создает новые отрицательные стоимости. Отрицательная стоимость - это зло порождающее хаос. Это, как поезд в момент, когда он сошел с рельсов. Это клетки вируса в процессе размножения в организме.
Пока на Земле не было интенсивной производственной деятельности человека, проблема "отходов", - отрицательной стоимости, не существовала в экономической науке. В марксо-смитовской экономике такой проблемы тоже нет. Поэтому, между реальной государственной и марксо-смитовской экономиками существуют противоречия, заключающиеся в том, что для государства мир замкнут своими государственными границами и существует проблема отходов, а для марксо-смитовской экономики мир безразмерен и проблемы отходов для него нет.
Все это давно известно, но мы постарались эти явления выразить языком экономических терминов: "убавочная стоимость" и "отрицательная стоимость".
Выводы
Итак, экономическая наука изучает "стоимости". Выражаясь философским языком: "стоимость" - "объект" экономической науки. Всякий "объект" оценивается по следующим параметрам: "цель", "источник", и "связи".
"Цель" стоимости - это ее оценка полезности или вредности для человека. По этому параметру мы разделили стоимости на "обычные" и "отрицательные".
По параметру "источник" мы разделили стоимости на "прибавочную" и "убавочную". Совокупность прибавочной и убавочной стоимостей будем называть "производственной" стоимостью. То есть, производственная стоимость - это стоимость, которая "произвелась"; она может быть как прибавочная, так и убавочная.
Остался последний параметр для рассмотрения в объекте "стоимость" - "связи". Будем считать, что для объекта "стоимость" "связь" с другими объектами - есть "принадлежность" стоимости тому или иному владельцу.
То есть, общее экономическое понятие "стоимость" разбивается по трем параметрам на три общих понятия:
· "целевая стоимость" ("обычная" или "отрицательная");
· "производственная стоимость" ("прибавочная" или "убавочная");
· и некая "принадлежащая стоимость", взаимоотношения которой с ее владельцами мы рассмотрим в следующих главах.
Глава 4. Критика трудовой теории стоимости
При производстве стоимости, как "прибавочной", так и "убавочной", затрачиваются три вида ресурсов: трудовые, природные и технологические. Каждый их этих трех ресурсов имеет свою составляющую в возникновении новых стоимостей, то есть, каждый ресурс приносит свою долю дохода.
Обычно, говоря о производственной стоимости, употребляют слово "рента", что переводится с немецкого, как "доход". И чтобы отличать понятие "производственные стоимости" от понятия "обычной стоимости", мы тоже будем, говоря о производственных стоимостях, вместо слова "доход" употреблять слово "рента". Например, доход, который приносит владельцу земля, называется "земельной рентой". А доход, который приносит человеку, например, съеденный им батон хлеба, так и будет называться "доходом", так как батон хлеба, принеся доход, сам полностью потребляется.
Можно сказать, что производственная стоимость может состоять из "трудовой ренты", "природной ренты" и "технологической ренты". Грань между этими долями очень неопределенная. Это скорее три полярности. Например: человек, собирая грибы в лесу, затрачивает: природные ресурсы в виде грибов, свой труд по их складыванию в корзину, и технологические ресурсы в виде некой "инструкции" по отличию хороших грибов от ядовитых. Также можно сказать, что человек при сборе грибов получает ренту от природы, от своего труда, и от технологии опознавания съедобных грибов.
Очевидно, что на каком-нибудь заводе, чем сложнее производство, тем в производственной стоимости будет больше затрат технологических ресурсов, чем природных или трудовых, так как для изготовления деталей нужны более сложные технологии-"инструкции", в которые входит несколько сотен, а то и тысяч операций.
Смысл материалистической трудовой теории стоимости
По мнению материалистической экономики, все стоимости происходят от труда, так как им больше произойти неоткуда. Хотя, очевидно, что на свете есть много богатств, имеющих стоимость, но не произведенных человеческим трудом. Это воздух, вода, солнечный свет, ну и, конечно, природные ресурсы. Материалисты утверждают, что природные ресурсы только тогда приносят ренту, когда человек может приложить к этим природным ресурсам свои трудовые ресурсы.
Можно, конечно, и так сформулировать. Действительно, если какая-нибудь звезда на небе вся состоит из золота, то для нас стоимости она не имеет, так как до нее не дотянуться, и к ней нельзя приложить труда. Или, если к производству кислорода человек не прикладывает труда, то у кислорода нет производственной стоимости. Хотя можно уточнить, что кислород в атмосфере производят растения, и он имеет производственную стоимость, состоящую в основном из "природной ренты" и совсем немножко из "технологической ренты", заключающейся в "инструкции"-призыве: беречь природу.
Но марксо-смитовская экономика утверждает, что все стоимости происходят из производственной стоимости в виде прибавочной стоимости. А в прибавочной стоимости обязательно должна присутствовать доля труда - "трудовой ренты". И поэтому, все, что ни есть, стоимости надо измерять количеством затраченного на их производство труда.
Против измерения стоимости затратами труда в Евангелии есть притча: о работниках в винограднике: Хозяин виноградника нанял работников - одних утром, других днем, третьих вечером. Но в конце дня заплатил всем одинаково, и сказал одному, кто работал с утра: "…друг! Я не обижаю тебя; не за динарий ли ты договорился со мною? Возьми свое и пойди; я же хочу дать этому последнему то же, что и тебе. Разве я не властен в своем делать, что хочу? Или глаз твой завистлив оттого, что я добр?" (Мф. 20:13-15)
Эта притча смущает многих, так как она не вписывается в привычную для разума трудовую теорию стоимости. На первый взгляд она даже противоречит словам апостола Павла: "если кто не хочет трудиться, тот и не ешь". (2 Фес. 3:10) Но эта заповедь апостола отрицает лень, но никак не увязывает распределение пищи в христианской общине по мере труда. А известная пословица: "без труда не вынешь рыбку из пруда", говорит о необходимости труда, но никак не о стоимости рыбы.
Можно сказать, что человек, трудясь, иногда, но далеко не всегда, производит прибавочную или убавочную стоимости, и некоторые из этих стоимостей, иногда, но далеко не всегда, обменивает на деньги, но большую часть стоимостей в своей жизни он получает бесплатно.
Советская и буржуазная экономические теории согласно объявляют труд "товаром", на который человек должен по справедливости обменивать материальные блага у другого человека, или у общества, или у самой природы. А то, что это не всегда происходит, так в этом по марксизму заключается несправедливость общества, а по буржуазной экономической науке - это есть проявление человеческой свободы - "осознанной необходимости".
Из объявления труда "товаром" вытекает "право на труд". В буржуазном обществе оно обозначает право рабочего получить заранее обговоренную плату за свой труд. А при Советской власти "право на труд" стало трактоваться, как обязанность государства предоставлять всем гражданам работу, и соответственно обязанность граждан трудиться.
Между тем Советская власть не была первой, кто пытался внедрить трудовую теорию стоимости в государственную экономику России. Уже у Столыпина, который, скорее всего, материалистом не был, есть такое высказывание:
"Правительство содействует проникновению в сознание широких народных масс той великой истины, что единственно в труде (а не в Боге - наше примечание) народ может обрести спасение".
И современные люди, в том числе, и верующие в Бога, так привыкли к трудовой теории стоимости, что совершенно некритично к ней относятся, забывая ее материалистическую природу.
А на практике всеобщая вера в труд, как единственную меру всех стоимостей, дает возможность одним людям держать в бедности других людей. Мошенничество здесь заключается в том, что человек уверовавший в труд, как единственный источник стоимостей, добровольно отчуждает себя от всех других источников стоимостей. Допустим, колхозник затратил труда на одну буханку хлеба, а собрал урожай в десять буханок, так он и получает от колхоза за свой трудодень вместо десяти одну буханку, для восстановления калорий, а остальные девять - они не его.
Также и рабочий на заводе: он, бывает, гордо называет себя "человеком труда". То есть, он владелец "трудовой ренты", а о существовании других "рент" - "природной" и "технологической", он и не знает, и не интересуется, кто ими владеет.
Возьмем, например, газовую трубу. Рабочие получают деньги за труд по установке и обслуживанию этой трубы, инженеры - за знание технологий. А за что получают деньги Черномырдин-Вяхирев? Не за труд, а за газ. И эта "природная рента" оказывается гораздо больше "трудовой". Ведь, в газовой отрасли, и не только в ней, затраты труда в производстве прибавочной стоимости значительно меньше по сравнению с тем, что дают даровые природные ресурсы. Таким образом, рабочим принадлежит трудовая рента, а "черномырдину" - природная. Такой дележ рент похож на еще одну интерпретацию сказки "о вершках и корешках". Реальный Черномырдин, владелец "природной ренты", в газовой отрасли не один. Там их много, получающих квоты на продажу порций газа, - "квотчиков".
Или возьмем предприятие, которое при производстве своей продукции сжигает топливо, используя кислород, который в атмосферу выделяют, получая солнечный свет, деревья где-нибудь в Бразилии. Итак, Солнце для людей производит немалую долю прибавочной стоимости кислородом. Океан производит прибавочную стоимость рыбой, лес - новыми "кубометрами леса" каждый год. И что такое труд людей по сравнению с этой прибавочной стоимостью. Об этом говорит Спаситель:
"Взгляните на птиц небесных: они ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец ваш небесный питает их. Вы не гораздо ли лучше их? Да и кто из вас, заботясь, может прибавить себе росту хотя на один локоть?" (Мф. 6:26)
Какую-то малую долю прибавочной стоимости на Земле человеческий труд все же производит. Но если сложить прибавочную и убавочную стоимости, производимые "абстрактным" трудом всех людей, то, судя по экологическим проблемам на Земле, человеческий труд производит больше убавочной, а не прибавочной стоимости. Так за что же рабочим, исходя из трудовой теории стоимости, платить зарплату? Труд многого не стоит. А от стоимостей, которые дает природа, рабочий, если у него нет "подсобного хозяйства", сам себя отчуждает.
Адам Смит свое "Богатство народов" строит на измерении стоимости трудом. Этот принцип вместе с культом "свободной торговли" явился удобной идеологией для Англии по отниманию у колониальных народов той части прибавочной стоимости, которую дает природная рента, оставляя им ту часть, которую дает трудовая рента. Причем с развитием производственных технологий доля труда в прибавочной стоимости становится все меньше и меньше, и соответственно, "человек труда" - владелец трудовой ренты, становится все беднее и беднее по сравнению с владельцами природной ренты или ренты технологической.
Между тем, если разобраться в самом понятии "труд", забыв материалистический тезис: "труд создал человека", то можно легко убедится, что труд есть неотделимая часть человека, которая настолько присуща его существованию, что практически не играет роли в оценке стоимости, и соответственно не может справедливо обмениваться на что-либо.
Труд - есть действие, от которого человек устает, то есть, труд - это страдание. Допустим, человек заболел, и ему выплачивается пособие по болезни. Но нельзя сказать, что у него "покупается" болезнь за деньги, болезнь остается при человеке. Нельзя также сказать, что человек продает под названием "труд" свое здоровье, так как на одной работе человек тратит здоровье, а на другой укрепляет.
А если назвать "товаром" рабочее время, которое человек отрывает от своей жизни, меняя его на зарплату, то и "рабочее время" нельзя назвать объективным измерителем стоимости, так как срок жизни у всех людей разный и заранее неизвестный, и поэтому для человека можно только посчитать стоимость рабочего времени в течение суток или в течение недели. То есть, человеку выгодней всего обменивать свое рабочее время, если оно занимает не более шести часов в сутки, так как ему надо в течение этих же суток и отдохнуть, и развлечься. А если рабочее время занимает слишком большую часть суток, то стоимость одного часа такого рабочего времени для человека дороже. А если рабочее время занимает в сутках два-четыре часа, то его стоимость близка к нулю, так как человек и так ищет чем бы "заняться", и он не "дорожит" своим таким маленьким рабочим временем.
Маркс, как пишут советские экономисты, "гениально" разделил труд на "конкретный" и "абстрактный". Правда такое разделение обнаруживается уже у Рикардо, в его работе "Начала политической экономии и налогового обложения", который таким образом пытался разрешить несуразности трудовой теории стоимости. Некоторые экономисты, критикуя рикардо-смитовскую трудовую теорию стоимости, предлагают вместо "количества труда" высчитывать "качество труда", его сложность, интеллектуальность, но так или иначе не выходят за пределы понятия "обмен труда на товары".
Между тем "труд" очень неудобно обменивать на какие-то товары, так как "труд" - понятие невещественное, а обменивать проще то, что подобно друг другу. Например, сапожнику заказали сапоги, и он сделанные сапоги обменял на деньги. Этот обмен произвести легко, так как сапоги и деньги подобны друг другу, их можно потрогать. Но вот, допустим, строитель делает ремонт в чужой квартире. А заказчик придирается к качеству и платить не хочет. Ему кажется, что труд, приложенный к его квартире, не улучшил ее состояние. И справедливым отношениям обмена тут трудно возникнуть - нет подобных товаров. Все зависит или от честности заказчика или от способности строителя вернуть квартиру в состояние хаоса, то есть, шантажировать хозяина убавочной стоимостью.
Или возьмем завод. На заводе прибавочная стоимость, производимая трудом работника, делается на заводском станке из заводского сырья, и работнику она изначально не принадлежит, и ему нечего менять на зарплату, за исключением тех случаев, когда работник крадет, сделанную им продукцию, и выносит ее за проходную для продажи.
Государственный служащий, и вовсе не производит своим трудом прибавочную стоимость. У него есть "служебные обязанности", а возникнет ли необходимость в их исполнении или не возникнет, это на его "оклад" не влияет.
Поэтому, правильнее сказать, что работник на заводе и служащий в учреждении получают не "зарплату", а "жалование" в результате произвола начальства, хотя официально это называется "оплата труда", за исключением случаев, когда военнослужащему платят еще и за звание, что совсем противоречит трудовой теории стоимости.
Как частный случай внутри одного завода, начальство при распределении "жалования" учитывает "нормы выработки". Но в отношении разных видов деятельности мерить стоимость неким "абстрактным трудом", так же сложно, как измерять вес кучей камней вместо гирь, или измерять длины логарифмической линейкой.
Труд влияет на стоимость чего-либо только там, где он уважается в обществе. И даже если в государстве декларируется принцип: "каждому по труду", то фактически государство старается использовать принцип: "каждому по потребностям", которые оно само для гражданина и определяет. Но в связи с неопределенностью оценки стоимости труда, труд менее всего подходит к тому, чтобы называться "товаром".
Проблема занятости
Привычка общества мерить стоимости трудом приводит в западном обществе, к, так называемой, "проблеме занятости". Если бы труд имел сам по себе стоимость, то его можно было бы накапливать в виде, "трудовых резервов", и из этих "резервов" составлять богатство. И тогда "проблема занятости" не существовала бы. На труд всегда был бы спрос. Но этого не происходит, так как труд не имеет стоимости, и поэтому не может составить богатство, и богачам он не нужен, труд в сундук не запрешь. Труд - это естественное состояние человека, которому, так и так, чем-то надо заниматься в светлое время суток, хоть башню Вавилонскую строить, - это выход его биологической энергии.
Идея Советской власти заключалась в том, чтобы максимально использовать существующие "трудовые резервы" и таким образом обогнать Западные страны, которые эти "резервы" не используют. Но даже бурное развитие промышленности при Советской власти не решало проблему занятости, так как технологии, высвобождающие "рабочие руки", развивались еще быстрее. Можно здесь отметить закономерность: автоматизация производства растет быстрее расширения производства, так как человеку свойственно придумывать приспособления, облегчающие его труд, когда его слишком нагружают работой.
Поэтому, во времена Сталина проблема занятости частично решалась только при фактическом отказе от трудовой теории стоимости, когда Госплан исходил из явно антимарксистского постулата об экономии материальных ресурсов государства, что давало возможность занять лишних людей. То есть, такой пример решения проблемы занятости, скажем, в армии: Солдаты расчищают плац от снега. Рядом стоит бездействующий трактор. Почему бы не завести трактор, который за 10 минут все бы убрал? Потому что труд солдат дешевле керосина, в силу того, что он вообще ничего не стоит.
Причем, экономия материальных ресурсов хороша, в первую очередь при избытке, а не при недостатке материальных ресурсов, так как сокращает количество произведенных вредных отходов.
При экономии материальных ресурсов, изготовление товаров, быстро приходящих в негодность, невыгодно ни государству, ни покупателю. Сделали какой-нибудь холодильник "ЗИЛ", он и работает 50 лет.
Наоборот, при культе трудовой теории стоимости качественные товары не выдерживают конкуренции с некачественными, ведь нужно обеспечивать спрос на товары, изготовленные трудом. А если у товара длительный срок использования, то мера труда в его стоимости снижается. И это идет вразрез "культу труда". Поэтому и в Советском Союзе, и на Западе возникла общая тенденция изготавливать ломкие быстроизнашивающиеся товары. На их воспроизводство затрачивались лишние природные ресурсы в Советском Союзе, а на Западе ресурсы изымались из колоний. В Советском Союзе часть ресурсов разворовывалась, а часть уничтожалась, например, бензин выливался на землю, мясо с мясокомбинатов вывозилось на свалки, в колбасу добавлялась бумага, потом и колбаса оказывалась на свалке. Идя по этому пути, Советская власть, несмотря на гипертрофированное развитие производства, при Горбачеве дошла до карточной системы. Можно сказать, что советское хозяйство стало похоже на лошадь барона Мюнхгаузена, которая пила из реки и никак не могла напиться, потому, что ей заднюю часть оторвало.
А на Западе от переизбытка идущей из колониальных стран продукции возникло "общество потребления", которое озадачилось проблемой, "как все съесть". А не "есть в три горла" нельзя, так как станут "есть" колониальные страны и, усилившись, "восстанут".
Глава 5. "Время", "материал" и "традиция" в потребительской и меновой стоимостях
"Время"
Для человеческой души, стремящейся к бессмертию и ценящей поэтому всякую длительную протяженность во времени, труд, как нечто скоротечное, не несет в себе идеи стоимости, а вот "время" - есть существенная составляющая стоимости для большинства людей.
В марксо-смитовской экономики временной составляющей в стоимости предметов не придавалось значения, так как марксо-смитовская экономика рассматривала человека как животное, и потребные ему стоимости касались только еды и одежды, которые человек как "производит", так и "потребляет".
Но если взять произведения искусства, то, очевидно, что хоть в какой-нибудь картине художника и заложена стоимость его труда, или даже мастерства, но гораздо больше на стоимость картины влияет ее возраст: чем старше картина, тем она дороже. При этом никто, конечно, не будет покупать старинную картину на аукционе, если есть подозрение, что она через год "осыплется". Для величины стоимости предмета (кроме еды и модной одежды) важно, как срок давности, так и срок сохранности.
Старые автомобили отправляются на свалку, но если старый автомобиль блестит, как новый, и на нем можно кататься, то он имеет антикварную ценность и стоит еще дороже нового и его цена будет расти со временем.
Почтовые марки столетней давности очень дорого стоят, и, прежде всего, те из них, на которых нет почтового штемпеля, что позволяет их, как бы, хоть сейчас наклеить на конверт и послать. То есть, в старой почтовой марке ценится и то, что она не потеряла своей функциональности, оставшись, по сути, почтовой маркой.
Не только "почтовые" марки, но и "торговые" марки фирм, если эти фирмы старые, дают возможность фирме повышать цену на свои товары вне зависимости от их качества, а только за счет долголетия торговой марки. Например, какая-нибудь стиральная машина фирмы "Бош" оказывается дороже такой же машины другой фирмы в полтора-два раза только за счет того, что фирма "Бош" более старая.
Марксисты-смитовцы не отрицали в своей трудовой теории стоимости, что существуют некие предметы старины, которые под эту теорию не подпадают. Но считали количество таких предметов в мировом товарообороте незначительным, и не существенным при вложении капитала; как писал Рикардо "такие товары составляют очень незначительную долю".
Однако, по крайней мере, в наше время, предметы, имеющие "время" в своей стоимости оттягивают на себя значительную часть мировых богатств. Очень древние вещи, которые хранятся в музеях, называются "бесценными". Это примерно значит, что человечество за год не собирает в мировой бюджет столько прибавочной стоимости, чтобы ее можно было обменять на "бесценное" произведение искусства. А есть еще "бесценные" ценности, находящиеся в мире природы: какие-нибудь редкие животные, климатические оазисы.
В силу душевных склонностей любой человек ценит старые предметы, поддерживающие его связь с прошлым, начиная с семейных реликвий, доставшихся ему по наследству и кончая личными фотографиями, ценность которых высока только для отдельного человека, а не для всех.
С другой стороны, здравый смысл человека заставляет его ценить предметы, которые он может долго использовать без потери их стоимости, например, ювелирные изделия или какой-нибудь бытовой прибор, который много лет проработал, не ломаясь, и, наверное, еще столько же проработает.
Также и на убавочную стоимость распространяется понятие времени. Какой-нибудь военный подвиг человека - есть услуга своему народу или государству, поэтому с точки зрения экономической науки - это убавочная стоимость, которая долго сохраняется в истории и является достоянием этого народа или государства.
Ясно, что и подвиг Герострата, произведшего убавочную стоимость для своего городу, тоже оценивается временем.
Время производит в вещах не только прибавочную, но и убавочную стоимость. Так как время в стоимости имеет значение не только в смысле древности оцениваемого предмета, но и в смысле срока его будущей сохранности.
Возьмем производство хлеба. При Советской власти городских жителей, как правило, коробило оттого, что колхозники кормили свой домашний скот хлебом из магазина. В этом повседневном действии чувствовалось явное административное головотяпство, не согласующееся с марксизмом. Зачем тратить труд на выпечку хлеба для животных, которые и зерно могут съесть?
Но, учитывая временную составляющую стоимости, это легко объяснить. Зерно хранится годами, а хлеб - неделю. Поэтому, когда из зерна печется хлеб, то в зерне производится убавочная стоимость, так как хлеб быстро черствеет, и его срок хранения по сравнению с зерном резко падает.
Частный хлебопекарь получает прибыль только за счет того, что свежеиспеченный хлеб порождает на несколько первых часов, за которые хлеб надо успеть продать, прибавочную стоимость для пекаря, а затем возникающая убавочная стоимость в хлебе при его очерствении снижает его стоимость до нуля.
Но государственное хлебопроизводство слишком неповоротливо, чтобы угнаться за несколькими часами существования прибавочной стоимости в хлебе. Поэтому государственные хлебозаводы немалую часть продукции отправляли на корм скоту. Этого бы не происходило, если бы у нас в обществе существовала культура домашнего хлебопечения. Но советскому государству с его трудовой теорией стоимости казалось не выгодным, чтобы женщины пекли хлеб дома, отрываясь от фабричного станка, поэтому оно шло на издержки по печению лишнего хлеба, чтобы его можно было гражданам без хлопот купить в магазине. И даже если колхозник кормил государственным хлебом скот, то главное было в том, чтобы он его не пек дома.
Время в стоимости исчисляется по-разному. Очевидно, что человек, покупая товар, учитывает гарантийный срок, и товар, не имеющий гарантии, купленный, например, с рук, имеет более низкую цену.
Но вещь, которая уже принадлежит человеку, если ему кажется, что она может сломаться или потеряться, ценится им меньше по пословице: "что имеем - не храним, потерявши - плачем". То есть, "вечный срок гарантии" снижает стоимость вещи в руках человека.
В этой противоположности влияния срока гарантии на стоимость заключена противоположность между меновой и потребительской стоимостями.
Например, в мультфильме про Винни-Пуха, Винни-Пух хочет подарить ослику Иа-Иа горшок с медом, но ему мед жалко, и он поет песню: "мед - это очень странный предмет, что если он есть, то его сразу нет". Низкий "срок гарантии" для меда повышает его потребительскую стоимость для Винни-Пуха, и он не успокаивается, пока не съедает весь мед. После этого он поет другую песню: "Вот горшок пустой - он предмет простой, он никуда не денется, и потому горшок пустой и потому горшок пустой гораздо выше ценится". То есть, потребительская стоимость горшка в глазах Винни-Пуха упала, и ему не жалко с ним расстаться, но при этом он уверен, что стоимость горшка выросла. Почему? Потому что та стоимость, которая выросла в глазах Винни-Пуха, - это стоимость меновая.
В том, как различаются потребительская и меновая стоимости, не просто разобраться. Марксизм, например, смешивает потребительскую и меновую стоимости. Для марксизма меновая стоимость есть часть потребительской, как сказано в советском словаре, меновая стоимость - это "количественное соотношение, в котором товары обмениваются как потребительские стоимости". Говоря попроще, имеется в виду, что меновая стоимость - это потребительская стоимость, выраженная через другую потребительскую стоимость. Например, один ананас стоит десять яблок.
Адам Смит рассматривает разницу между потребительской и меновой стоимостями на примере разницы потребительской и меновой стоимостей у воздуха и воды, которые достаются людям бесплатно, то есть, имеют "нулевую" меновую стоимость, несмотря на большую "потребность" в них; и алмаза, который дорого стоит на рынке, но "съесть" (реально "потребить") его нельзя. Констатируя эти расхождения в отдельных случаях между потребительской и меновой стоимостями, Смит переходит к рассмотрению меновой стоимости, а про потребительскую больше не вспоминает.
Мы же определяем разницу между потребительской стоимостью и меновой по "принадлежности" стоимости. То есть, в понятие "принадлежащие" стоимости, о которых мы говорили раньше, входят понятия "потребительская" и "меновая" стоимости. При этом потребительская стоимость - это стоимость "в своем кармане", а меновая стоимость - это стоимость "в чужом кармане". Одна и та же вещь имеет для хозяина одну стоимость - потребительскую, а для постороннего человека другую стоимость - меновую. И очевидно, что стоимости эти разные, так как "свое" и "чужое" оценивается людьми по-разному. Для одних вещей потребительская стоимость выше меновой, а для других ниже.
Очень часто меновая стоимость выражена в деньгах. Человек пришел в магазин, и на ценнике увидел "меновую" стоимость товара, выраженную в "денежной" стоимости. Когда он его купил, "меновая" стоимость для него превратилась в "потребительскую", причем эта "потребительская" стоимость выше "меновой", иначе, зачем же было покупать. Для хозяина магазина, наоборот, "потребительская" стоимость продаваемого им товара, ниже "меновой", иначе, зачем же продавать.
Но для хозяина магазина в продаваемом им товаре есть и "меновая" стоимость, иначе как бы он узнал, что ему писать на ценнике. Она возникла потому, что хозяин магазина, как продавец, выставив свой товар на продажу, в своем сознании "отчуждает" от себя продаваемый товар, и как бы перестает считать его своим, поэтому и может назначить ему "меновую" стоимость - цену.
Итак, "потребительская", "меновая" и "денежная" стоимости одной и той же вещи почти никогда не совпадают. Например, вода в общественном колодце не имеет "меновой" стоимости, а только "потребительскую". Чек, который выбивает касса в магазине, имеет для покупателя только "меновую" и "денежную" стоимости, но не "потребительскую". А батон хлеба в момент покупки имеет совпадающие "потребительскую", "меновую" и "денежную" стоимости. Но после того как покупатель взял его в руки, "меновая" стоимость батона резко падает.
Какое-нибудь месторождение полезных ископаемых имеет "потребительскую" стоимость для государства, но, как правило, не имеет "меновой", так как является неотчуждаемым достоянием этого государства, хотя и может быть посчитано в "денежной" стоимости. А личная фотография для владельца имеет большую "потребительскую" стоимость, не имеет "меновой" и не пересчитывается в "денежную".
Можно сказать, что "потребительская" и "меновая" стоимости противоположны по праву собственности, а "денежная" стоимость может быть количественным выражением их обеих.
Поэтому, высокий "срок хранения" снижает потребительскую стоимость вещи, так как человек, для которого вещь "своя", не боится за ее "сохранность" и не спешит ее потребить. И наоборот, высокий "срок хранения" повышает меновую стоимость товара, пока он еще "чужой". Например, если человек купил свежий хлеб, то старается съесть его побыстрее, пока хлеб не зачерствел, а если он видит черствый хлеб на прилавке в магазине, то не спешит его купить, чтобы побыстрее съесть, пока он не окончательно зачерствел, так как хлеб не его, а "чужой".
"Материал"
Кроме "времени" другая часть потребительской или меновой стоимости - это "материал" - сырье, из которого вещь, обладающая стоимостью, состоит. А стоимость сырья определяется из соотношения "спроса" и "предложения" на него. На рынке у сырья стоимость - "меновая", и она равна отношению: "спрос" деленный на "предложение". А когда мы говорим о "потребительской" стоимости сырья, то соотношение "спроса" и "предложения" другое.
Допустим, человек отапливал свой дом дровами, но провели газ, им, оказалось, отапливать удобней и дешевле. И человек привык к газовому отоплению. Его "спрос" на газ вырос вслед за увеличением "предложения" газа. И теперь если повысить цены на газ, то спрос на него у хозяина дома не упадет, потому что для него стоимость газа не меновая, а потребительская, он им и коровник стал отапливать, и парник. И печка дровяная у него засорилась. То есть, увеличение "предложения" газа увеличило его "потребительскую" стоимость для хозяина дома. Тогда как, если бы газ бы нужен ему для "обмена", то его стоимость бы упала при увеличении "предложения".
Более простой пример: в хозяйстве увеличилось "предложение" овса, в этом случае у хозяина увеличивается количество лошадей, а значит, "спрос" на овес тоже увеличивается. То есть, в "потребительской" стоимости при увеличении "предложения"-"доступности" вырабатывается "привычка" потребления, которая увеличивает, а не уменьшает "спрос"-"потребность". Это как бы всеобщий закон живой природы: избыток пищи приводит не к падению ее "потребительской" стоимости, а к размножению живого организма до пределов пищевой избыточности.
Это видно и на примере наркотиков. Если "предложение" на рынке наркотиков мало, то их потребительская стоимость низка, так как они никому не нужны. Но когда "предложение" на рынке велико, "спрос" на них растет еще быстрее за счет привыкания к ним потребителей. Соответственно, при увеличении предложения наркотиков растет "потребительский" спрос.
То, что бывают случаи, когда стоимость вещи растет не только от увеличения "спроса" на нее, но и от увеличения его "предложения", это в экономической науке называется "законом Сея" ("Сей" - фамилия французского экономиста (1767-1832)). Из этого закона Ж.Б.Сей делал вывод о невозможности "кризисов перепроизводства". Некоторые экономисты соглашались с ним, некоторые нет. Но история показывает, что "кризисы перепроизводства" на "свободном рынке" бывают. Однако и "закон Сэя", говорящий о том, что увеличение "предложения" увеличивает "потребление", а увеличение "потребления" увеличивает "привычку" к нему, а значит, увеличивает "спрос" - то же действует.
Кажущееся противоречие разрешимо, если признать, что "закон Сэя": увеличение "предложения" увеличивает стоимость, - верен для потребительских стоимостей, а "закон рынка": увеличение "предложения" уменьшает стоимость, - верен для меновых стоимостей.
То есть, разница между меновой и потребительской стоимостями в том, что меновая стоимость зависит от "спроса" деленного на "предложение", а потребительская стоимость зависит от "спроса" умноженного на "предложение". И поэтому потребительская и меновая стоимости очень часто не совпадают по "материальной" части стоимости.
Свободные цены
В мире Божьем так устроено, что чем больше у предмета потребительская стоимость, тем меньше меновая. Вода, воздух, хлеб - все это имеет большую ценность для человека, без них он жить не может, но достаются человеку бесплатно или почти бесплатно. Наоборот, предметы роскоши для человека не так уж необходимы, а часто наносят вред его здоровью, но и стоят дорого. То есть, у товаров с высокой меновой стоимостью, потребительская стоимость - низка.
Но в мире "свободного рынка" все потребительские стоимости оцениваются как меновые. Из чего неизбежно следует, что меновая стоимость товаров, имеющих высокую потребительскую стоимость для человека: хлеб, жилье - на свободном рынке повышаются, а цены на наркотики и прочую вредную продукцию, имеющие изначально низкую потребительскую стоимость, падают (что и происходит в России). По закону рыночной экономики "о приближении меновых стоимостей к потребительским" предпринимаются попытки как-нибудь брать с населения налог за воду, за воздух, за другие предметы первой необходимости, на все на что хватит технических возможностей и фантазии. То есть, свободный рынок стремится к тому, чтобы превратить в товар все, что ни есть, и брать деньги абсолютно за все, в чем человек испытывает потребность.
Вот, к примеру, деньги берутся с человека за справки, что он не состоит на учете в психиатрическом или наркологическом диспансерах (такие справки нужны автомобилистам). По закону за пользование услугами государственной медицины деньги брать нельзя, но закон не запрещает брать деньги за "непользование" медицинскими услугами.
Итак, можно сказать, что на "свободном рынке" цены на предметы первой необходимости растут, а на предметы роскоши падают.
В "здоровом" же государстве должна существовать "книга" с фиксированными ценами на основные товары. И такая "книга" есть во всех современных государствах, даже в нашем Российском, хотя может и фиксированных цен в ней немного: на электричество, на бензин, на хлеб, и, конечно, на доллар. На сегодняшний день эти цены диктуются международными договорами, которыми опутана Россия, но пока еще в определенных рамках, заданных минимальными потребностями российского населения.
И как бы какое-либо государство не уверяло всех, что оно "свободно-рыночное", но пока существует государство, в нем хотя бы на что-нибудь есть "государственные" цены.
Апологеты "свободной торговли" говорят, что "при фиксированных ценах, все скупят спекулянты". Хотя по этой же логике, если в ценовой книге записана только одна строка - цена на доллар, то, тем более, именно этот товар, в данном случае - доллар, скупят спекулянты и сделают из него дефицит.
Казалось бы, на то и есть государство, чтобы бороться со спекулянтами. Но свободный рынок отрицает роль государства в рыночных отношениях, поэтому отрицает борьбу со спекуляцией. Но по факту такая борьба в любом государстве в той или иной степени проводится, иначе бы население государства, которое не питается от своих натуральных хозяйств, умерло бы от голода и холода, потому что при свободных ценах меновая стоимость стремится сравняться с потребительской, а это значит, что цены на товары первой необходимости будут расти до вымирания населения.
Например, нет ни одной цивилизованной страны, где бы не дотировалось сельское хозяйство. Сельское хозяйство невозможно "отпустить" на свободный рынок, так как сельскохозяйственные продукты имеют пониженный срок хранения, а значит, их меновая стоимость будет увеличиваться за счет снижения их предложения на рынке, ведь свободному рынку все равно, если кто с голоду умрет, это его "законам" не противоречит. А государство не хочет, чтобы население вымирало.
Поэтому, на любом рынке, будь то фондовом или колхозном, необходим вооруженный человек, который бы цены контролировал. Любая торговля восходит к праву силы, и естественно, если эта сила - в руках государства.
Итак, можно сказать: проблемы экономики не могут быть решены экономическими методами. Вывод этот не новый. Есть он и у коммунистов-ленинцев, которые считали, что как ни реформируй экономику, без революции не обойтись, то есть, не обойтись без "человека с ружьем".
"Традиция"
Итак, мы рассмотрели пока две части "принадлежащей" ("потребительской" или "меновой") стоимости: "время" и "материал". При чем, в разных предметах могут быть, как обе этих части стоимости, так и одна: например, в старинной почтовой марке - единственная составляющая стоимости - "время", а в угле или дровах - "материал".
Но возможна третья часть "принадлежащей" стоимости - это "традиция". Она бывает двух видов: "этическая" и "эстетическая". То есть, на потребительскую и меновую стоимости предмета влияют и религиозно-нравственный обычай его употребления, и его внешняя красота.
Тут можно привести в пример известную шутку: приезжают два торговца обувью в Африку. Оба пишут письма домой. Один пишет, что скоро разбогатеет, так как здесь ни у кого нет обуви, другой пишет, что разорился, так как здесь никто не носит обуви. То есть, может быть, обувь и нужна и полезна, но нет традиции ее ношения.
Чтобы повысить меновую стоимость товара за счет "традиционной" составляющей стоимости используется механизм, называемый "рекламой". Реклама повышает не "спрос" на товар, как обычно говорят, а укрепляет "традицию" его употребления. Реклама рассказывает о "функциональности" товара, как им пользоваться. Если человек не знает всех функций товара, то стоимость товара в его глазах падает. В наше время производителю иной раз выгодно скрывать часть функций своего товара. Это отчетливо проявляется в компьютерной технике. Производители нарочно занижают технические характеристики компьютерной техники, чтобы иметь возможность продать через год покупателю, еще точно такой же товар, выдав его за лучший. Опытные потребители изыскивают возможности, переставляя переключатели на компьютерной плате, или что-нибудь лишнее из нее выпаивая, чтобы увеличить ее производительность.
Реклама, когда она заботится о "красоте" товара называется "дизайном".
На "свободном рынке" реклама может приносить вред обществу. Допустим, реклама какого-нибудь средства от тараканов может заключаться в том, что ходят люди по подъездам и разбрасывают тараканов.
Выводы
Итак, попробуем обобщить все части, из которых могут состоять "принадлежащие" стоимости.
"Принадлежащая стоимость" = ("время" + "материал") ? "традиция".
Или более подробно:
"Потребительская стоимость" = ("срок древности" / "срок хранения" + "потребность" ? "доступность") ? ("этические традиции" + "эстетические традиции");
"меновая стоимость" = ("антикварная ценность" ? "срок гарантии" + "спрос" / "предложение") ? ("реклама" + "дизайн").
В марксо-смитовском понимании стоимостей нет частей "время" и "традиция", а есть только "материал", да и то в одном соотношении, принятом для "меновой" стоимости: "спрос" делится на "предложение", так как марксо-смитовская экономика, любую "потребительскую" стоимость сводит к "меновой". При этом, марксо-смитовская экономика, объединив в одно меновую и потребительскую стоимости, ставит их в прямую зависимость от затрат человеческого труда, как бы отрицая, что множество стоимостей появляются без труда - даром. То есть, марксо-смитовцы: 1) включают потребительскую стоимость в меновую; 2) меновую стоимость измеряют производственной; 3) а в производственной стоимости исчисляют только трудовую ренту.
Формула принадлежащей стоимости: "принадлежащая стоимость" = ("время" + "материал") ? "традиция"; как можно заметить, в чем-то похожа на формулу производственной стоимости: "производственная стоимость" = ("трудовая рента" + "природная рента") ? "технологическая рента".
Разница в том, что в формуле производственной стоимости "время" заменено "трудом". Почему так? Потому что особенность производственной стоимости заключается в том, что она высчитывается до своего возникновения. Ее еще нет, эта стоимость - "в плане". Потому ее нельзя оценить по критерию времени. Тогда как принадлежащая стоимость, в виде потребительской или меновой, уже существует, и в ней иссякла возможная трудовая рента, но потекло время, которое или увеличивает, или уменьшает принадлежащую стоимость.
Глава 6. Сфера распределения и сфера обмена
Марксисты-смитовцы признают единственный законный способ перемещения стоимостей от владельца к владельцу: "обмен", сводя и потребительскую стоимость и производственную к меновой. Работник у них обменивает свой труд на зарплату, а дети в семьях - послушание на заботу. Даже станок обменивает прибавочную стоимость на свою "амортизацию".
Формально можно согласиться, что все на все кругом обменивается даже между членами одной семьи. Это соответствует более общей материалистической концепции об "обмене веществ в природе". Но в реальной жизни люди находятся по отношению друг к другу в иерархических отношениях - кто-то кем-то всегда командует. Человек не бессмысленно "обменивается веществами", как растение, "обменивающее" у атмосферы углекислый газ на кислород. Люди, как правило, проявляют волевые свойства, и поэтому удобней будет говорить, что между людьми существуют отношения "распределения" стоимостей. Допустим, один человек у другого что-то отнял, но ничего не дал взамен, такое очень часто бывает, и это трудно назвать "обменом".
Возьмем простое семейное хозяйство. Семья - малая церковь, со своим "семейным очагом", вокруг которого и ради которого строится жизнь членов семьи. Отношения обмена в этой жизни не предусмотрены принципиально. Есть всегда кто-то, как правило, глава семьи, который решает, на кого сколько тратить. Из семьи не увольняют "по сокращению штатов", а только "по собственному желанию", как в Евангельской притче "о блудном сыне". Если какие-то члены семьи установили отношения обмена, то они это сделали только потому, что их деятельность наносит ущерб семье и поэтому им нужно ее скрыть от контроля главы семьи.
Допустим, в крестьянской семье отец дает трем сыновьям задание: вскопать огород. Один же из них говорит братьям: вы за меня покопайте, а я пока за вином сбегаю. И даже если после этого весь огород будет вскопан, то возникшая ситуация вряд ли устроит отца. Совсем не то он имел в виду, когда давал сыновьям задание. Между братьями возникли отношения обмена, которые сами по себе показались бы отцу вредными, тем более что они, скорее всего, привели к тому, что огород остался не вскопанным, а все оказались пьяные.
Однако под словом "семья" понимают разное. Если взять, как наш правовой антипод - США, то там семьи, как "общего хозяйства", не существует, (кроме мафиозных). В Америке семья есть "брачный договор", по которому внутри американской семьи существуют отношения "обмена", а не как у нас - "распределения". Жена мужу и муж жене оказывают некие "услуги за услуги", а не как это у нас называется "исполнением супружеского долга".
Ребенок, рождающийся в американской семье, поедает то, что государство ему дало как пособие. А родители своим чадам дают кредиты, и потом получают с них проценты.
Поэтому традиционные семейные отношения американцам непонятны.
По этому поводу, как написали в "Известиях", в "институте Гайдара" состоялся "семинар по проблемам выживания", где "российские экономисты" давали отчет американцам, почему Россия до сих пор не разорена. Недостаточность "падения жизненного уровня российских семей" экономисты объяснили распространением "внутрисемейных трансфертов". Этот мудреный термин обозначает в переводе на русский, что родители и дети помогают друг другу материально. Допустим, если кто-то из членов семьи разоряется, то находятся родственники, которые ему вновь дают начальный капитал.
Рассмотрим пример такого "хозяйства" как православный храм. Он существует в сфере распределения, которая только внешне похожа на сферу обмена. Это касается торговли церковными свечами.
Иногда интеллигенты обвиняют Православную Церковь в торговле свечами на том основании, что Спаситель, как известно, "выгнал всех продающих и покупающих в храме и опрокинул столы меновщиков…" (Мф. 21-12)
Но Спаситель выгнал торговцев, которые продавали в Иерусалимском храме свой, а не храмовый товар: волов, овец, голубей и вырученные деньги забирали себе.
В современном православном храме такой торговли нет. Церковь продает в церквах свои, а не чужие свечи. И правильней будет сказать, что церковь самоуправно распределяет свечи среди прихожан за те жертвы, которые прихожане в виде денег приносят в церковь. Оптовая цена свечей низкая и для церковного прихода - свечи существенный источник дохода. Прихожанин, покупая свечи в церкви, приносит свою жертву Богу, и для него неважно, какова производственная стоимость свечки, а важно, сколько денег он пожертвовал за свечку храму.
В свое время попадались объявления на московских храмах с просьбами покупать свечи только в храме, а не у посторонних торговцев. Вероятно, какие-то коммерческие структуры пытались по неискушенности сделать самостоятельный бизнес на церковных свечах. Вот таких торговцев Спаситель и выгонял из храма. А те иконы, свечи и книги, которые продаются в современных церквах, - есть собственность Церкви, которая раздается в "управление" верующим.
Точно также и Советское государство, раздавая зарплаты гражданам, не "обменивало" зарплату на труд, а "распределяло" среди граждан свои товары в государственных магазинах через раздачу денег.
Такое распределение можно назвать "фиктивным обменом". Ведь при настоящем обмене продавец и покупатель "свободно торгуются", чтобы достичь "взаимовыгодного" обмена. А кто когда мог в Советском государстве поторговаться в магазине? Там было так, как в церкви, в которой никто из-за свечек не торгуется.
Фиктивный обмен - это "распределение" под видом "обмена". Сфера "фиктивного обмена" там, где обменивающиеся не торгуются о цене. И она довольно широка. Даже на обычном рынке, продавцы овощей и фруктов договариваются между собой о единой цене, чтобы избежать "свободной торговли" с покупателями.
Тем более государство не любит "свободную торговлю" со своими гражданами. Если же такой казус случается, то он, вероятно, закончится для гражданина плачевно.
Например, если советский гражданин находил клад, то государство обещало ему обменять его клад на 25% стоимости. Но лучше было клад сразу подарить государству, а оно бы, может быть, квартиру без очереди дало. А с этими 25-ю процентами, только так можно было срок получить.
Или, чемпион мира по шахматам получил большой денежный приз. Как с ним быть? Если он умный, то сдаст его государству в какой-нибудь "Фонд мира". И дело тут не в деньгах, так как государство ему услуг больше окажет в конечном итоге: квартиры, дачи, президиумы, поездки за границу, в общем, - поддержка.
Для государства неприятна сама возможность отношений обмена между ним и гражданином, которая предполагает юридическое равноправие между государством и гражданином, что с точки зрения понимания государства русским человеком, - является дерзостью, так как государство имеет статус религиозной организации и может вступать в отношения обмена только с чем-то внешним, или с другим государством, или пусть даже с гражданином другого государства, но только не со своими подданными гражданами.
Незаконность обмена между государством и гражданином
Поэтому формально, нашему государству, которое, если сказать как Солженицын: "в ребрах" у русского человека, приятнее, когда с ним не обмениваются, и уж тем более не торгуются с ним, а что-то ему дарят. А оно уж в ответ тоже что-нибудь подарит, если не деньги, то памятник после смерти. Государству даже лучше, если у него гражданин что-то украдет, но до "свободной торговли" с ним оно "не опустится".
То, что государство не вступает с гражданами в отношения обмена, это нормально. Но так как материалистическая экономика отрицает государство, как нечто самоценное, а считает государство - собранием чиновников, "общественным договором", то она и не понимает, почему государство не может обмениваться с гражданами.
Для материалистической экономики образец - США. Там отношения обмена существует законно, как между гражданами, так и между гражданами и государством, потому что само государство понимается, как собрание его граждан.
Для традиционного государства отношения обмена между гражданами или даже семьями являются проблемой, и оно на отношения обмена между гражданами смотрит неодобрительно. Еще до Адама Смита сторонники развития, так называемой, "свободной торговли" подразумевали только межгосударственную "внешнюю" торговлю. О внутригосударственной торговле в феодальных тогда странах речь не шла. Всем было ясно, что внутренняя торговля между гражданами для государства это ненужное перемещение стоимостей, от которых стоимости рано или поздно ускользают из-под "ока" государства, и ее развивать не надо.
Это только у негосударственных народов внутренняя и внешняя торговля равнозначны, и этот подход привнесен в современную экономическую науку, в которой отсутствует понятие "государственные интересы", и само понятие "государство" смешано с понятием "народ".
"Государственные интересы" предполагают, что то, что человеку нужно, государство ему или само даст, или разрешит собрать урожай со своей земли, взяв свою долю. А в любом обмене заложена несправедливость.
Она заключается в следующем. Справедливым является только равный обмен. Но его сфера в жизни очень узка. Например, один человек у другого разменивает десятирублевую купюру по рублю. Вот это справедливый обмен. А когда один человек за деньги покупает у другого нужный ему товар, сговорившись о цене, то это не "равный" обмен а "взаимовыгодный".
Возьмем типичный пример взаимовыгодного обмена из советской эпохи. В магазине бутылка водки стоила 5 рублей, а у таксиста ночью - 10. Про таксиста говорили, что он - спекулянт, наживается на народе. Отнюдь нет, ведь не он же устроил "ночной дефицит" алкоголя, а государство своим указом. С точки зрения экономики обмен с покупателями таксист производил взаимовыгодный. Ведь тот, кто покупает водку у него ночью, не может больше нигде ее купить даже за 10 рублей. А ему нужна бутылка именно сейчас. И ему выгодно истратить 10 рублей. Таксист получил прибыль в виде прибавочной стоимости на 5 рублей, а покупатель - прибыль в виде убавочной стоимости на те же 5 рублей, как возможность распить бутылку, не дожидаясь следующего дня. Оба оказались в выгоде.
Но нанесен ущерб государственному престижу. Каким образом? Государство таксисту эту водку, которой он запасся в магазине, по 5 рублей, не продало за деньги, как он решил, а "распределило". То есть, он обязан был ее или выпить, или кого-то угостить, или, как исключение, уступить ее кому-нибудь за те же 5 рублей. То есть, он получил бутылку не в "собственность", а в "управление": "выпил - сдал посуду". Обменяв же ее на 10 рублей, таксист и покупатель, хоть и совершили взаимовыгодную сделку, оскорбили государство, которое запретило торговлю спиртным ночью.
Но если в государстве разрешен свободный обмен между гражданами, то и тогда это невыгодно государству.
Допустим, два человека обменялись товарами. Товар приобретенный - для человека имеет всегда большую ценность, чем тот, который он отдал взамен. Так же и для второго участника "договора обмена". Они оба стали богаче. Поэтому их договор обмена и называется "взаимовыгодным". Но ведь вокруг них существуют другие люди, которые от их договора обмена не увеличили "свои стоимости", и для них он не выгоден. То есть, при "взаимовыгодном" обмене всегда есть "третий пострадавший".
Человек, который чаще вступает в отношения обмена, богатеет быстрее, чем тот, который обменов не совершает. Значит, часто обменивающийся гражданин достигает имущественного превосходства над другими гражданами, что не нравится государству, которое всех "любит" одинаково, и само хочет решать, кого ему поощрять через свою систему распределения. Поэтому для государства удобно, когда в нем, как в натуральном хозяйстве, отношений обмена нет вообще, и вместо денег - карточки.
И идеальный гражданин для государства - это тот, который не вступает в отношения обмена с другими гражданами, он все получает от государства, как правило, это военный человек, у него все "казенное": вещевой и продуктовый пайки, жилье. Его общественный статус должен повышается только с получением очередного воинского звания, а никак с увеличением имущества. Поэтому можно сказать, что для военной мощи государства отношения обмена - необходимое зло, а отношения распределения - идеал.
Но и у "идеального" гражданина есть жена, которая будет смотреть на других женщин, чтобы сравнительным путем оценить, хорошо ли она одета. И она будет конкурировать в одежде и в предметах быта со своими соседками. Хорошо, если при этом она сама будет шить себе одежду и разукрашивать кухонную утварь. Тогда ее стремление к превосходству над соседками не породит отношений обмена. Но, скорее всего ей понадобиться то, что она может только выменять. Кроме жены у "идеального" гражданина есть еще дети и внуки, которых надо "обустраивать".
Поэтому, пока есть семьи в государстве, между гражданами будут отношения обмена, которые невозможно отменить, так как семья - такая же религиозная организация, как и государство, и у нее свои интересы. Правовое равновесие между семьей и государством в "здоровом" обществе поддерживается Православной Церковью, а в "больном" - только государственным инстинктом народа.
Выводы
Если противопоставлять коммунистическое и демократическое государства, то коммунистическое государство стремится к отмене всех отношений обмена внутри государства, а демократическое государство стремится, к отмене всех отношений распределения. Таким образом, получается, что и коммунистическое, и демократическое государства стремятся отменить семью, как хозяйственную единицу в государстве. Разница в том, что коммунизм отменяет семью через запрет отношений обмена между семьями, а демократия отменяет семью через запрет отношений распределения внутри семей.
Марксо-смитовские экономисты пытаются смешать сферы обмена и распределения, доказывая, что "распределение" - это тоже "обмен", только "несправедливый" - "эксплуатация", со всеми формами которой надо бороться. В реальной же жизни люди не равны по своей силе, и между ними характерны в первую очередь отношения "распределения", когда более сильный распределяет "стоимости" между собой и более слабыми. Причем, очень часто и "сильный" и "слабый" вполне довольны сложившимися между ними отношениями "распределения" и отменить эти отношения государственным указом невозможно.
Поэтому Советская власть, борясь с отношениями "распределения"-"эксплуатации" между гражданами, лишь усилила отношения "распределения"-"эксплуатации" между государством и гражданами, называя эти отношения "обменом". Хотя если "обмен" произведен по праву силы одной из сторон, и от него другая сторона не может уклониться, то это "фиктивный обмен", по сути - то же самое "распределение".
При демократической власти, которая, декларируя свободу, тоже не признает отношений "распределения", экономическая наука, ее обслуживающая, пытается все отношения "обмена" и "распределения" не просто смешать, а свести их к "денежному счету", называя это "монетаризмом".
В результате экономисты смешивают терминологию из разных экономических сфер, запутывая науку. Удобно же различать термины. Например: к сфере распределения относятся термины, связанные с производственной стоимостью, - "рента", "издержки", "амортизация", "продукты" и термины, связанные с потребительской стоимостью, - "доходы", "расходы", "отходы", "вещи". А к сфере обмена относятся термины, связанные с меновой стоимостью, - "прибыль", "убытки", "товары" и термины, связанные с денежной стоимостью, - "процент", "кредит", "деньги".
Глава 7. Хозяйство и Капитал
Смит предлагал мерить стоимости трудом или хлебом - "простым продуктом", как писал Пушкин. А его оппонент Рикардо справедливо рассуждал, что труд и хлеб, также как и традиционная мера стоимости - золото, не могут обладать абсолютной ценностью, так как их стоимость зависит от многих причин: стоимость труда - от производительности, стоимость хлеба - от климата, а стоимость золота от наличия рудников и конъюнктуры. И поэтому Рикардо предлагал свою, как ему казалось, незыблемую меру стоимости - капитал. Идея его такова: цены могут расти или падать на любой товар, но соотношение капитала и прибыли на него стремится к некоей постоянной величине: "средней прибыли", так как капиталисты все время стремятся переводить свои капиталы из малоприбыльных отраслей в "многоприбыльные", отчего прибыль в "многоприбыльных" отраслях снижается, а в малоприбыльных повышается по принципу сообщающихся сосудов до некоторого среднего уровня. Ну а единица измерения капитала - это курс акций на бирже.
В наше время все знают, что нет менее надежного хранителя стоимости, чем биржевая акция, но во времена Рикардо это казалось неочевидным.
В марксизме принято такое определение капитала: "капитал - это стоимость, приносящая прибавочную стоимость". К этому определению следовало бы добавить: "…и могущая подлежать обмену", так как есть много стоимостей, приносящих прибавочную стоимость, но не могущих быть обмененными, например: река из которой ловится рыба; лес, где грибы собирают грибники, не являющиеся владельцами этого леса; дети, помогающие в хозяйстве родителям. Однако для марксизма, все, что приносит прибавочную стоимость, подлежит обмену.
Чем "капитал" отличается от "товара". "Товар" это часть "капитала", которая приносит его владельцу вместо "прибавочной" "убавочную стоимость", в виде расходов на свое содержание, и которая поэтому выставлена владельцем для обмена (продажи). То есть, товар в результате обмена должен вместо убавочной принести владельцу прибавочную стоимость, и обратится в капитал. А капитал - это часть хозяйства, приносящая прибавочную стоимость и могущая быть обмененной, потому что не все в хозяйстве подлежит обмену.
Мы будем термин "капитал" употреблять, когда говорим о сфере обмена, а для сферы распределения будем употреблять термин "хозяйство".
Государство - организм
Обычно государственное хозяйство сравнивают с большим механизмом, "машиной". Это не совсем верно. Хозяйство, в котором существуют только машины и вещи, можно сравнить с механизмом. Но хозяйство, в котором есть люди, или хотя бы представители живой природы, правильней назвать "организмом", а не "механизмом", так как такое хозяйство приобретает свойства организма. И сравнивать его удобней не с машиной, а с каким-нибудь домашним животным, например, лошадью.
Лошадь отличается от трактора тем, что она требует поддержки своей жизнеспособности вне зависимости от того, работает она или нет. Кормя лошадь, хозяин производит для себя убавочную стоимость, но этим сохраняет существующую стоимость - лошадь.
Трактор можно поставить в сарай, законсервировав, хуже он от этого не станет. Лошадь же, если не работает, то, во-первых, все равно ест, а во-вторых, теряет свою выносливость.
Допустим, один хозяин жалеет свою лошадь и берет в аренду у соседа за деньги его лошадь. При этом он ее сильно эксплуатирует, а кормит плохо, лошадь истощается, пока ее хозяин деньги тратит. Хитрый сосед возвращает ему истощенную лошадь. Но и свою лошадь, которая у него стояла в стойле, он тоже загубил, так как у нее возникло "ожирение сердца", и она потом на первой борозде упадет.
В норме хозяин ухаживает за своей лошадью, вовсе не пичкая ее сверх меры едой, так как от этого она сильнее не станет. Лошадь он кормит по нормам питания, а, не обменивая труд лошади на еду. И работать он ее заставляет вне зависимости от хозяйственной необходимости, чтобы она не застаивалась.
При этом, кое в чем лошадь выгоднее трактора, так как фактически она бессмертна. Трактор, рано или поздно, сломается, а лошадь воспроизводит сама себя - дает потомство.
Также и люди в государстве. Их благополучие с точки зрения государства состоит в том, чтобы они не потребляли слишком много или слишком мало. Но неучастие государства в своем же хозяйстве, приводит к тому, что одни граждане едят слишком мало и погибают, а другие слишком много и погибают.
Что касается частных хозяйств, то для нормальной человеческой психологии естественно стремление не к бесконечному увеличению хозяйства, как самоцели, а к достижению "хозяйственной независимости", то есть к жизни в "натуральном хозяйстве". До революции говорили про кого-нибудь: "он живет своим хозяйством", то есть, не состоит на государственной службе, которая бы его обеспечивала всем необходимым, и не является наемным работником в чужом частном хозяйстве.
"Свое хозяйство" может входить в более крупное "хозяйство", как это было при крепостном праве. "Свое хозяйство" может быть "натуральным", и оно дает, хотя и менее обеспеченную, но более независимую жизнь; или "товарным", в этом случае оно полностью зависит от внешнего мира. Но, как правило, человек живет в своем семейном натурально-товарном хозяйстве. В этом случае, что-то производится для использования в хозяйстве, а что-то для обмена.
Владельца "чистого" товарного хозяйства называют иногда "капиталистом". Это не совсем точно, так как понятие "хозяйство" шире понятия "капитал". Хозяйство - это "капитал", плюс "обслуживание капитала".
То есть, допустим, лошадь, приведенная на рынок для продажи, - это капитал. Но лошадь дома, которую надо кормить - это часть хозяйства. Машина - это, с одной стороны, капитал, но так как она требует ухода, смазки и своей охраны, то есть, "обслуживания", то машина для владельца - это его хозяйство - "автопарк".
Капитал - это часть хозяйства, которая кроме потребительской имеет и меновую стоимость, из-за чего именно эту часть хозяйства надо усиленно охранять от воров.
Капиталом являются денежные накопления. Но деньги в сундуке под замком - это "хозяйство", а сундук и замок - это "обслуживание капитала". Другое дело, что стоимость самого сундука незначительна по сравнению с его содержимым, поэтому, сундук с деньгами, принято называть "капиталом", а не "хозяйством".
Капитал в "чистом" виде - это капитал в банке, когда хозяин капитала его не сам обслуживает (охраняет), а это делает банк, да еще обещает заплатить за это проценты. Так как это неестественная услуга, то тут можно подозревать мошенничество, что, как правило, и бывает: банки вклады воруют, и банковская система держится на временной инерции между кражей и разоблачением, которой довольствуется всякий вор: по известной схеме: "украл-выпил-в тюрьму". Вот в узенькой полоске "выпил" и пытается лавировать банкир.
По мере роста капитала в одном хозяйстве, расходы на его обслуживание растут в геометрической прогрессии. Так как на большой капитал много претендентов со стороны, его, как известно, "воры подкапывают и крадут" (Мф.6:19). Поэтому "хозяйство" должно расти быстрее "капитала", чтобы не оказаться разоренным. Если у хозяина есть большая семья или круг людей, с которыми он связан не "трудовыми договорами", а "религиозными обетами", тогда он способен удерживать большой капитал в одном своем хозяйстве. А если этого нет, то капитал появляется в таких случаях у человека в результате воровства, и человек оказывается с ним один на один. Такой капитал можно назвать "случайным". Он непропорционально велик по отношению к хозяйству, в которое входит. Случайный капиталист, так как в его хозяйстве не хватает потребителей капитала, является вольным или невольным производителем убавочной стоимости, через предметы роскоши. Он реальные стоимости уничтожает как браконьер, отпиливающий у слона бивни.
Вот как-то один такой "случайный капиталист" по фамилии Брынцалов хвастался, как он с женой в Америке в ресторане заказал бутылку французского вина то ли за восемь, то ли за восемнадцать тысяч долларов. А что значит бутылка вина за 10-20 тысяч долларов. Ясно, что тот французский винодел, которому по наследству достался склад вина, заложенный его прадедушкой, будет это вино пить сам со своими родственниками. Но вокруг его фермы бродит какой-нибудь еврей, который скупает у него пустые бутылки и перепродает их своему какому-нибудь родственнику в Америку - владельцу ресторана. А тот наливает в нее что-нибудь, необычного вкуса, и ждет своего клиента. Такие как Брынцалов не каждый день ресторану попадаются, но ресторан на них и держится. Главное, даже нет смысла держать в бутылке за 10 000 долларов настоящее старое вино, так как здравомыслящий богач все равно не поверит, что оно настоящее. Он, если ему надо, купит вино столетней выдержки, непосредственно на винодельческой ферме, сразу ящик и подешевле.
Ресторану нужен "случайный капиталист", обремененный "комплексами", который пришел в ресторан, чтобы доказать всему миру, что он "не последний человек". Он является настоящим клиентом ресторана, на их жаргоне - "лохом".
Посетитель ресторана платит за "аренду" официанта, так как у него не хватает денег нанять слугу в свой дом на постоянную работу. Богач же, способный выложить за обед в ресторане несколько тысяч долларов, может и дома содержать слуг, поваров и к обеду приглашать художников и артистов, которые услаждали бы его слух и зрение, и прослыть среди них "покровителем искусств и ремесел".

продолжение »»»

<---назад

Источник: www.rus-sky.com