НАРОДНОЕ ХОЗЯЙСТВО

Глава 47
Нравственная экономика. — Разумный достаток и самоограничение. — Автаркия. — Самоуправление общины и артели.
Глава 48
Собственность. — Земля. — Капитал. — Богатство. — Осуждение ростовщичества.
Глава 49
Купечество. — Путь из варяг в греки. — Иванове сто. — Торговые пути. — Ярмарки. — Купеческие гильдии.
Глава 50
Промышленность. — Древнейшие ремесла. — Металлообработка и пушечное дело. — Индустриальное предпринимательство. — Мануфактуры и фабрики. — Высокие темпы промышленного роста.
Глава 51
Крепостное право и принудительный труд в России и на Западе. — Огосударствление. — Противостояние насилию.

НАРОДНОЕ ХОЗЯЙСТВО
Глава 47
Нравственная экономика. — Разумный достаток и самоограничение. — Автаркия. — Самоуправление общины и артели.

До XVIII в. в России не существовало понятия “экономика”. Самобытный хозяйственный строй, господствовавший на Руси, носил название “домостроительство”. Домостроительство в понимании русского человека — наука вести хозяйство на духовно-нравственных началах для обеспечения достатка и изобилия. Хозяйство в русской науке домостроительства — это прежде всего духовно-нравственная категория, в рамках которой прибыль не самоцель, а хозяйственные отношения ориентируются на определенный нравственно-трудовой порядок, порицающий поклонение деньгам и несправедливую эксплуатацию. Многие основы этой науки выражены в “Домострое”.
Главная экономическая идея “Домостроя” (XVI в.) — замкнутое саморегулируемое русское хозяйство, ориентированное на разумный достаток и самоограничение (нестяжательство), живущее по православным нравственным нормам. Духовное начало одухотворяет мир экономики. Экономика “оживает, когда все “благословенно”, и благословенная денежка по милости Божией становится символом праведной жизни”.
В “Домострое” приводится идея практической духовности, неразрывной с экономической стороной жизни, в чем и состоит особенность развития духовности в Древней Руси. Духовность — не рассуждения о душе, а практические дела по претворению в жизнь идеала, имевшего духовно-нравственный характер, и прежде всего идеала праведного труда.
Стремление к автономности, независимости, даже замкнутости хозяйства от внешней среды, стремление обеспечить себя всем необходимым, чтобы не зависеть от других, было характерной чертой большей части хозяйственных единиц России. Именно оно служило импульсом автаркических тенденций русской экономики. Деревня, мир, артель, монастырь стремились все сделать своими руками, создать независимое от внешней среды самостоятельное хозяйство. В этой хозяйственной независимости русский человек чувствовал себя беззаботным, но это была беззаботность трудового человека, привыкшего надеяться только на свои руки. В этом смысле показательна заонежская сказка о беззаботном монастыре: “Как-то раз Петр I проезжал по местности, как он любитель был ездить смотреть Россию. Пришлось ехать по одному месту, видит надпись: “Беззаботный монастырь”. Его заинтересовало, что это такое — “Беззаботный монастырь”? Остановился, зашел, спрашивает игумена:
— Меня заинтересовала ваша надпись, что означает ваш “Беззаботный монастырь?”
Игумен отвечает:
— Пойдемте. Я вам разъясню, что такое Беззаботный монастырь. В первую очередь провел по полям, по лугам, к скоту; что выращивают показал — в саду, в огороде.
— Ну, теперь посмотрим, что у нас по хозяйству есть: кузнецы, золотых дел мастера, богомазы. Вот у нас беззаботный монастырь. Мы никуда ни к кому ни за чем не обращаемся, все сами делаем, поэтому у нас и надпись такая, ни об чем не заботимся о другом”.
Линия “Домостроя” и “беззаботного” монастыря проходит через всю русскую экономическую мысль. В книге А. Т. Болотова “Деревенское зеркало, или Общенародная книга, сочиненная не только, чтобы ее читать, но чтоб по ней и исполнять” (1798-99) говорится: “Смолоду приучай (детей) к трудам, чтобы были добрые хлебопашцы, а не лежаки... Крестьянская жизнь потовая: труды-то нас и кормят!”, “Трудись до поту — после слюбится”, “Ленивый хотя желает, да не получит”. Упорный труд по 12-14 часов в день. “Работник должен летом вставать поутру в 4 часа и идти на работу. В 7 часов надобно завтракать; между 11 и 12 часов — обедать, в пятом часу полдничать, а ввечеру, в 8 часов, — ужинать. После можно еще что-нибудь поделать до 9 часов, а потом ложиться спать. Таким образом можно зимою и летом поступать, особливо когда есть работа”.
Строжайшая хозяйственная бережливость во всем: “Ешь то, чем можно быть сыту, пей то, чем можно утолить жажду, одевайся так, чтоб не быть нагу. Так твои расходы не будут свыше приходов”. Идеальный хозяин экономен во всем и копит деньги про черный день. “Домоводство без денег стоять не может, и для того надобно хозяину деньги в запас копить”.
Самообеспечение и самоограничение — важнейший хозяйственный принцип. “Что сам можешь сделать, за то денег не плати”, “Не купи чего хочется, покупай, без чего обойтись нельзя”. Для Болотова образцом для подражания служит трудолюбивый человек, который “во всю жизнь свою не пролакомился ни гроша, не ел ничего покупнова, сам с детьми не носил ни нитки, кроме напряденова и вытканова его женою и дочерьми”. Ничего покупного — девиз самообеспечивающегося крестьянского хозяйства. И совсем неважно, если для этого придется себя ограничить в потреблении, главное — хозяйственная независимость, “беззаботность”. Ведь, в самом деле: “От жареного не сытее наешься, как и щами с кашею”, “Тонкое сукно не лучше греет сермяги”, “Наработавшись, столько же сладко уснешь на соломе, как на перинах”.
Русская модель хозяйственной деятельности принадлежит к общинному типу экономики. Она развивалась на традиционных ценностях крестьянской общины и артели, взаимопомощи, рабочего самоуправления. Эффективный труд в ней мотивировался преимущественно духовно-нравственными, моральными, а не материальными стимулами.
Русская модель экономики существовала как определенный национальный стереотип хозяйственного поведения. Это была не жесткая доктрина, а постоянная развивающаяся устойчивая система представлений, опиравшихся на традиционные народные взгляды.
Изучение деятельности русской модели экономики, существовавшей как господствующий тип с X-XII вв. вплоть до начала XVIII в., а в усеченном виде даже до н. XX в., позволяет выявить ряд основополагающих принципов ее функционирования.

1. Хозяйство как преимущественно духовно-нравственная категория. Ориентация на определенный духовно-нравственный миропорядок.
2. Автаркия — тяготение хозяйственных единиц и системы в целом к замкнутости, самодостаточности, самоудовлетворенности. Основной поток эффективной хозяйственной деятельности направлен не во вне, а внутрь хозяйственной системы.
3. Способность к самоограничению (нестяжательство), направленность не на потребительскую экспансию (постоянное наращивание объемов и видов товаров и услуг как самоцель), а на обеспечение самодостаточности.
4. Трудовой характер хозяйственной деятельности. Взгляд на труд как на добродетель. Экономический процесс направлен не на максимизацию капитала и прибыли, а на обеспечение трудовой самодостаточности.
5. Собственность — функция труда, а не капитала. Капиталом является производительная часть собственности, направленная на производство; капитал, отдаваемый в рост, рассматривается как паразитический.
6. Самобытные особенности организации труда и производства — рабочее самоуправление общины и артели.
7. Самобытные особенности трудовой и хозяйственной мотивации — преобладание моральных форм понуждения к труду над материальными.

В рамках этой экономической модели была создана достаточно эффективная система народного хозяйства. Сам факт существования тысячелетнего Российского государства свидетельствует, что его хозяйственная система была высокоэффективной в рамках внутренних потребностей, обеспечивая экономическое освоение огромных территорий, строительство тысяч городов, армию и тыл в борьбе с полчищами захватчиков.
Серьезным ударом по русской модели экономики стало закрепление крепостного права. Этот процесс происходил в России сравнительно поздно, когда у крестьян уже сложились черты национального характера, выражавшегося прежде всего самостоятельностью и инициативой в рамках традиций и обычаев самоуправляющейся общины и артели. Закрепощение крестьян происходило по мере отказа правящего слоя от традиционных ценностей Древней Руси и принятия им в качестве образца социальных отношений, существовавших в западных государствах. Крепостное право, не свойственный для России институт, пришло к нам с Запада через Польшу, с которой близко соприкасалась правящая верхушка западнорусских земель. Именно по настоянию этого слоя феодалов в к. XVI в. отменяется Юрьев день, а во второй пол. XVII в. происходит закабаление около половины ранее свободных русских крестьян.
Правда, крепостное право в России носило относительно более мягкий характер, ибо даже для крепостных крестьян сохранялись общинные отношения. Закабалив крестьян, помещики не осмеливались посягать на общину, стараясь использовать ее как дополнительное средство управления крестьянами, позволяя им собираться на сходки и выбирать своих старост. Отрицание русских форм хозяйствования широко проявилось со 2-й пол. XVII в., но неверно и несправедливо связывается с именем Петра I, ибо дело Петра носило народный характер. Однако деяния Петра стали своего рода отправным моментом, с которого интенсифицировались все народные и антинародные процессы в русском обществе. Изучение петровских преобразований позволяет понять, что Петр не копировал вслепую зарубежный опыт, а применял его к российской действительности, опираясь на уже сложившиеся общественные институты, общинное самоуправление и землепользование (которые он начал очень умело использовать при сборе подушной подати), самоуправление купцов и ремесленников, артельный дух русских тружеников. Но главное, на что делал ставку Петр Первый, — использование творческой инициативы и самостоятельности русского хозяина и работника. Петр создал благоприятные условия для реализации его лучших качеств и на основе этого осуществил свои реформы.
Русская экономическая мысль в этот период развивается в трудах И. Т. Посошкова (1652-1726), и прежде всего в его “Книге о скудости и богатстве”. Из основополагающих ценностей Древней Руси он принимает почти все. Прежде всего идею домостроительства (экономики, хозяйства), цель которого, по его мнению, — в достижении изобильного богатства, то есть определенного достатка человеческих вещественных и невещественных благ. Источником богатства является только труд, “безотносительно к его физическим и социальным особенностям”.
Изобильное богатство понимается им не как средство к роскошной жизни, а как средство обеспечения некоторого достатка для прокормления своей семьи, церковного богослужения и выплаты царских налогов. Изобильное богатство может быть очень скромным, и дело совсем не в величине его, а в том, что каждый человек должен обязательно трудиться, приносить “прибыток”. Трудом создается “всенародное богатство”, состоящее из “домовых внутренних богатств”. Некоторые “избытки” во “внутреннем домовом хозяйстве” предполагают продажу их вне хозяйства. Посошков стоял на позициях регулирования внешнеторговой деятельности в сторону таможенного ограничения вывоза за границу сырья. Он полагал, что продавать надо преимущественно готовые продукты. Ученый стоял за независимость русского хозяйства от иностранного рынка, предлагая использовать для этого таможенную политику, содействующую росту российской промышленности и созданию производств, продукты которых тогда закупались за границей. За рубежом следует покупать только то, чего нельзя сделать в России.
Посошков неоднократно высказывает идеи экономической автаркии, независимости русского хозяйства от внешних рынков. Богатство народа состоит не в том, что он получает из-за границы, а в том, что он создает внутри своего хозяйства, обеспечивая себя всем необходимым.
Во времена Посошкова крестьяне составляли не менее 95% всего населения страны. От их “изобильного богатства” зависело русское Царство. “Крестьянское богатство, — говорил Посошков, — царственное, а нищета — крестьянское оскудение царственное”. Крестьянский экономист считал крестьян такими же землевладельцами, как и помещиков. “Под всеми ими земля вековая царева, а помещикам дается ради пропитания на время”. Земля, которую обрабатывают крестьяне, принадлежит им по обычному праву ее распределения и перераспределения, регулируется общиною. Для осуществления справедливого землевладения, по мнению Посошкова, нужно ввести всеобщий поземельный налог не только с крестьян, но и с других “чинов”.
Властители после Петра I, может быть за исключением Елизаветы I и Екатерины II, не понимали необходимости развития народных форм хозяйствования. Общинные и артельные формы русского хозяйства, другие его основополагающие принципы в течение почти полутора веков оставались без творческого развития, вне внимания основной части русских ученых.
А жизнь требовала приведения их к новым условиям и совершенствования с учетом современных достижений науки. Забытые и интеллигенцией, и государством, народные формы труда и хозяйствования приобретали архаичный характер и постепенно деградировали, что воспринималось как признак их отмирания и приближения неизбежного конца. Однако требовалось другое — забота со стороны государства и реформирование применительно к новым условиям. Русская экономическая мысль об этом твердит постоянно. Однако ее голос заглушается сторонниками чужого пути, предлагающими реформы на западный манер.
Весь смысл реформ, проводимых в царствовании Александра II, носил западнический характер. Но, конечно, самой большой ошибкой этого царствования был порядок освобождения крестьян от крепостной зависимости, в результате которого крестьяне, освобождаясь с наделением их землею на началах общинного владения, по сути дела оставались без внимания со стороны государства.
Совершенно очевидно, что требовались широкая государственная программа помощи крестьянским хозяйствам, развитие и совершенствование национальных форм. Однако это не делалось. Отсутствовала поддержка государством создания на базе общины предприятий по обработке сельскохозяйственных продуктов и разных вспомогательных производств. Не было сделано ничего для повышения производительности труда в русле развития и совершенствования национальных форм труда.
Развитие промышленности в пореформенной России также осуществлялось в русле насаждения хозяйственных форм, существовавших на Западе. Русские формы хозяйствования и труда намеренно вытеснялись, заменяясь чуждыми для России потогонными индивидуалистическими системами. Если в 1-й половине XIX в. на средних и мелких предприятиях преобладали артельные формы организации труда, то к концу его удельный вес их значительно снизился.
Многие известные экономисты XIX в. просто игнорировали русскую экономическую мысль. Например, министры финансов Е.Ф. Канкрин и Н.Х. Бунге старательно и в практике, и в науке насаждали западноевропейские экономические представления, фактически не учитывая тысячелетний хозяйственный опыт великой страны.
В 1860-80-х в русской экономике идет острая борьба отечественных и западных начал хозяйствования. И нельзя сказать, что позиции отечественных начал были безнадежны. На каком-то этапе в 80-х годах даже наметилась тенденция к преобладанию народных форм жизни. Именно это дало основание русскому экономисту В. П. Воронцову сделать вывод об упадке капитализма в России.
Данные его основывались на анализе статистики развития мелкой и средней, преимущественно кустарной, народной промышленности, работавшей на отечественных хозяйственных принципах, и крупной промышленности, развившейся по западноевропейскому образцу. По приводимым Воронцовым данным, мелкая и средняя промышленность развивалась быстрее, чем крупная. Однако уже лет через десять эта тенденция изменилась на противоположную. Преобладание западных экономических форм обеспечивалось политикой правительства Александра II, создавшего предпосылки для дальнейшего прогрессирующего отторжения народных форм хозяйствования.
Одним из средств разрушения русской общины со стороны западнически настроенных правящих кругов была финансово-налоговая политика по отношению к крестьянству, когда оно было обложено грабительскими налогами и разными поборами. Нередко для выплаты налогов община прибегала к займу под круговую поруку. Однако порой складывалось так, что община уже не могла получить кредита для выплаты займа и вынуждена была продавать средства производства. Влезая в долги, теряя средства производства, крестьянский мир терял и свою независимость, и способность сохранять свои национальные методы хозяйствования, что вело к упадку сельского хозяйства. Как справедливо отмечал В.П. Воронцов, “не ограниченность знания, энергии, вообще способностей народа и не общинное землевладение причиною низкого состояния русского земледелия, а неустранимые силами общины общественные и финансовые условия, созданные культурными слоями. Эти условия мешают народу даже применять на практике те правила обычной полевой системы, которые выработаны им долголетним опытом и наблюдением природы; поэтому-то между его теорией земледелия и практикой существует значительное противоречие”, Значительный урон самобытным основам русской экономики был нанесен так называемой Столыпинской реформой, которая заметно подорвала позиции общины, не найдя им равноценной замены. Экономически Россия вплоть до н. XX в. была единственной страной в мире, которая приближалась к автаркии, то есть имела такой хозяйственный уклад, который позволял ей самостоятельно и полнокровно существовать независимо от иностранного ввоза и вывоза. По отношению к внешнему миру Россия была автономна, обеспечивая себя всеми необходимыми товарами, и сама потребляла почти все, что производила. Высокие заградительные пошлины на многие товары стимулировали внутреннее хозяйство. Зарубежный импорт не имел для страны жизненного значения. Долг России в мировом импорте в н. XX в. составлял немногим более 3%, что для страны с населением, равным десятой части всего человечества, было ничтожно. Для сравнения отметим, что большинство западных стран, обладая незначительной численностью населения, имело долю в мировом импорте во много раз большую, т.е. экономически зависело от импорта.
Традиционная русская экономика не ориентировалась на внешний рынок. В целом историческая Россия вывозила за рубеж не более 6-8% производимых товаров. И даже этот незначительный вывоз вызывал беспокойство у русских экономистов. Конечно, протест русских экономистов вызывал не сам факт внешней торговли, а ее неравноправный характер, при котором экспортировали преимущественно сырье по заниженным ценам.
Неравноправный обмен продуктами труда между Россией и Западной Европой отмечали многие русские экономисты. Еще в сер. XIX в предприниматель и экономист В.А. Кокорев^{[ 141 ]} писал о передаче ресурсов России в пользу Запада. Созданная и поддерживаемая Западом система цен на сырьевые и топливные ресурсы сильно занижала их реальную стоимость, так как не учитывала прибыли от производств; конечного продукта. Как писал М.0. Меньшиков, торговля с Европой выгодна для нее и разорительна для России: “Народ наш обеднел до теперешней столь опасной степени не потому, что работает мало, а потому, что работает слишком много и сверх сил, и весь избыток его работы идет в пользу соседей. Энергия народная — вложенная в сырье — как пар из дырявого котла — теряется напрасно, и для собственной работы ее уже не хватает”^{[ 142 ]}.
Западники утверждали, что экономические отношения с Европой являются главным источником русского богатства. Однако факты говорили совсем о другом. За период с 1886 по 1913 из России было вывезено по крайне низким ценам товаров, преимущественно сырья, на 25,3 млрд. руб., а ввезено по очень высоким ценам товаров, многие из которых могли бы быть произведены в самой России, на 18,7 млрд. руб. В результате страна потеряла не менее 5-10 млрд. руб. народного труда.
“Сближение с Европой, — отмечал М.О. Меньшиков, — разорило Россию, разучило ее обеспечивать свои нужды, лишило экономической независимости. Правда, полвека назад сахар в деревне ценился чуть ли не на вес серебра, но зато мед был нипочем. Теперь апельсины почти дешевле яблок, но странно то, что яблоки уже дороже апельсинов. Самые простые, когда-то почти ничего не стоящие продукты деревни — грибы, ягоды, молоко, масло, дичь, раки, орехи — сделались народу едва доступными”.
Русская экономическая мысль выдвигает идеи независимости России от превратностей игры западного спекулятивного капитала с его хищническими тенденциями на эксплуатацию других народов. Здесь возражения русских экономистов касались проблем кабальных займов, иностранного капитала и золотой валюты.
Тогда же иностранные капиталы в русской промышленности увеличились со 177 до 1960 млн. руб., то есть более чем в 10 раз. Чистый доход на весь капитал, вложенный иностранцами в экономику России (составлявший 14% всего промышленного капитала), за вычетом промыслового налога составлял в 1913 2326,1 млн. руб., превысив сумму прямых иностранных инвестиций за 27 лет на 543,1 млн. руб. Средняя норма прибыли иностранного капитала составляла 13%, что было почти в три раза больше нормы прибыли, получаемой отечественным капиталом^{[ 143 ]}.
Займы западных государств, конечно, помогали развивать отечественную промышленность, но вместе с тем служили средством ее экономического закабаления. За займы взимались большие проценты, и, чтобы заплатить старые долги, приходилось снова влезать в долг. Начиная с 1880-х, платежи по старым государственным и гарантированным правительством займам стали превышать поступления по новым. По расчетам американского историка П. Грегори, с 1881 по 1913 сумма платежей по займам превысила 5 млрд. руб.
В к. XIX в. большой уступкой Западу было введение золотой валюты. Введена она была за счет карманов русских людей, так как на одну треть осуществилась девальвация рубля. Конечно, эта операция позволила уменьшить на треть внутренний государственный долг, но вместе с тем и потребовала новых иностранных займов золотом для поддержания курса рубля. Но главное состояло в другом. В результате введения золотого обращения русская экономика была интегрирована в мировой экономический порядок, политику которого определяли западные страны.
Этот мировой порядок подразумевал неравноправный обмен между странами, продающими сырье, и странами, продающими промышленную продукцию. Цены на сырьевые ресурсы искусственно сдерживались, а на промышленную продукцию специально подстегивались. В результате страны-поставщики сырья были обречены на постоянную выплату своего рода дани. По мере введения золотой валюты цены на сырьевые товары падали. В результате происходил отток отечественных ресурсов за границу, и прежде всего “бегство” самого золота, ранее полученного в виде займов, но уже с многократной сторицей. “Россия, — справедливо писал М. И. Туган-Барановский, — поплатилась многими сотнями миллионов золотых рублей из золотого запаса, вполне непроизводительно растраченных нашим Министерством финансов при проведении реформы 1897 года”^{[ 144 ]}. Через год после введения золотой валюты государственный долг России по внешним займам превышал количество золота, находившегося в обращении, а также в активах Государственного банка в России и за границей^{[ 145 ]}.
Одним из сторонников финансовой независимости России от стран Запада был П. Оль. Он справедливо отмечал, что финансово-экономическая структура связи между Россией и Западной Европой вела к обеспечению последней больших преимуществ в обмене. Введение золотой валюты привело к значительному оттоку золота за границу, ослабив систему денежного обращения в России.

Глава 48
Собственность. — Земля. — Капитал. — Богатство. — Осуждение ростовщичества.

Народное сознание на Святой Руси всегда считало, что единственно справедливым источником приобретения собственности и имущественных прав может быть только труд. Имущество, достаток и даже богатство, полученные в результате труда человека, его семьи и близких, считались праведными. “Работай — сыт будешь; молись — спасешься; терпи — взмилуются”. Русский человек знал твердо: “Труд — отец богатства, земля — его мать”. Но труд важнее богатства, ибо последнее (даже если оно добыто праведным путем) не вполне устойчиво: налетел разбойник или иноземный враг — и отобрал, вспыхнул пожар — и от богатства горстка пепла осталась. А труд, навык к нему придает жизни устойчивость, создает твердую основу. Все результаты жизни зависят от труда. “Что посеешь, то и пожнешь. Что пожнешь, то и смолотишь. Что смолотишь, то и смелешь. Что смелешь, то и съешь”. “Кто посеял, тот и пожал”. Добросовестный труд — нравственная гарантия благополучия человеческой жизни и получение “праведной собственности”.
Среди русских людей гораздо в большей степени, чем на Западе, сохранялась непосредственная связь между трудящимся и продуктом его труда, сохранялись и юридические отношения особого трудового типа. С почти религиозным чувством крестьянин относился к праву собственности на те продукты, которые были результатом труда человека. Украсть что-либо с поля, будь то хлеб или сено, считалось величайшим грехом и позором. Причем крестьянин четко разделял предметы, являвшиеся результатом человеческого труда, и дары природы. Если кто срубит бортяное дерево (где отдельные лица держали пчел), тот вор, ибо он украл человеческий труд; кто рубит лес, никем не посеянный, тот пользуется даром Божиим, таким же даром, как вода и воздух^{[ 146 ]}. Отношение русских людей к владению землей определялось особенностями народного мировоззрения, согласно которому единственно справедливым источником приобретения имущественных прав может быть только труд. Поэтому земля, которая не является продуктом труда, должна находиться не в индивидуальной собственности, а лишь во временном пользовании, право на которое может дать только труд. Большинство русских крестьян не знали частной собственности на землю. Отсюда древний трудовой идеал крестьянина, враждебно относящегося к частной собственности на землю. Земля в крестьянских общинах распределяется по тем, кто ее обрабатывает, кто может приложить к ней свою руку. Отсюда и всеобщая вера русского крестьянина в черный передел, когда вся земля будет вновь переделена между теми, кто ее фактически обрабатывает.
Россия была очень богата землей, и лесами, и другими природными ресурсами. Еще в XIV-XV вв. стояли огромные массивы незаселенных земель, оставалось много неосвоенных ресурсов. В этих условиях владение ресурсами зависело от возможности человека освоить их своим трудом или трудом своих близких и челяди.
Земля — Божья, считал крестьянин, и принадлежать она должна тому, кто ее обрабатывает. Это основа трудового мировоззрения крестьянина, вокруг которого формировались все его другие воззрения.
Как отмечал исследователь русской общины Ф. А. Щербина, до к. XVI в. обычай свободной заимки земель был главным господствующим обычаем в экономической жизни и отношениях русского народа Трудовое право русского человека состояло в том, что он пользовался занятым им пространством по известной формуле: “Куда топор, коса и соха ходили”. Затрата труда на месте заимки служила в большинстве случаев определяющим фактором владения этой землей^{[ 147 ]}.
Еще в XIX в. русский ученый П.С. Ефименко отмечал, что в Западной Европе имущественные отношения строились на завоеваниях насильственном захвате одной частью общества прав другой. В России же было иначе — для большей части общества имущественные отношения носили трудовой характер. “Земля не продукт труда человека следовательно, на нее и не может быть того безусловного и естественного права собственности, какое имеет трудящийся на продукт своего труда. Вот то коренное понятие, к которому могут быть сведены воззрения народа на земельную собственность”. Аналогичные мысли высказывал кн. А.И. Васильчиков. В России, считал он, “с древних времен очень твердо было понимание в смысле держания, занятия пользования землей, но выражение “собственность” едва ли существовало: в летописях и грамотах, как и в современном языке крестьянства, не встречаются выражения, соответствующие этому слову”^{[ 148 ]}.
Сложившийся общинный принцип ставится в России выше принципа частной собственности. Ф. А. Щербина рассказывает, как в Кадниковском у. умер крестьянин-собственник, оставив своей жене-старухе несколько десятин земли, приобретенных покупкой. Община, к которой принадлежала старуха, отобрала эту землю в общественное пользование, полагая, что старуха может содержаться за счет мира. “На что ей своя земля, — рассуждали крестьяне, — ее “мир” прокормит и без земли”. Старуха пожаловалась в волость, где ей сказали, что мир поступил справедливо, ибо частная собственность превратилась в общинную из-за невозможности трудиться на ней старухе-хозяйке^{[ 149 ]}.
Понятие “капитал” в России не употреблялось вплоть до XVIII в. В Древней Руси в этом смысле использовалось слово “истиник” (производное от устаревшего значения слова истина — наличность, наличные деньги).
Русская экономическая мысль рассматривает капитал как излишек сверх определенного уровня потребления человека или общества, включающий в себя стоимость неоплаченного труда других людей. Он может быть достигнут частично в результате труда и бережливости, но все равно его основу составляет неоплаченный труд. Капитал может быть производительным, когда ориентируется на производство, или паразитическим, ростовщическим, когда ориентируется только на увеличение потребления его владельца сверх разумного достатка. Собирание капитала ради нового производства одобряется народной этикой и всячески порицается, когда это собирание осуществляется ради своекорыстного стяжания неоплаченного труда других людей. Касаясь традиционных факторов производства — труд, земля и капитал, — важно отметить разность позиций русской и западной экономической мысли.
Коренной русский человек рассматривал стоимость того или иного продукта с трудовой точки зрения, как количество труда, вложенного в его производство. Капитал допускался как дополнительный, не первостепенный фактор. Земля же для русского человека была не капиталом, а только средством приложения труда.
Традиционный русский взгляд на капитал наиболее последовательно выражен в экономических работах Д. И. Менделеева. В России сложилось иное, чем на Западе, отношение к деньгам и богатству. Для западного человека свобода олицетворяется в деньгах (в частности, известный афоризм Б. Франклина), для русского свобода — это независимость от денег. Западный мир чаще всего сводит понятие свободы к степени возможности покупать, стяжать все новые и новые товары и услуги, русский видит в этой “свободе” форму кабалы, опутывающей его душу и обедняющей жизнь.
“Беда деньгу родит”, — настойчиво повторяет трудовой русский человек. “Деньги что каменья — тяжело на душу ложатся”, “Деньги прах”, “Деньгами души не выкупишь” или еще вариант этой пословицы — “Деньги — прах, ну их в тартарарах”. Отсюда понятно, что дало право Ф.М. Достоевскому писать, что русский народ оказался, может быть, единственным великим европейским народом, который устоял перед натиском золотого тельца, властью денежного мешка.
Деньги для трудового человека не являются фетишем. “Лучше дать, нежели взять”, “Дай Бог подать, не дай Бог просить”.
К богатству и богачам, к накопительству русский человек относился недоброжелательно и с большим подозрением. Как трудовой человек он понимал, что “от трудов праведных не наживешь палат каменных”, “От трудов своих сыт будешь, а богат не будешь”. Хотя было бы неправильным считать, что им руководило чувство зависти. Нет. Просто стяжание богатства выше своей потребности, накопительство всяких благ выше меры не вписывалось в его шкалу жизненных ценностей. “Не хвались серебром, хвались добром”.
Многие в народе считали, что любое богатство связано с грехом (и, конечно, не без основания). “Богатство перед Богом — большой грех”. “Богатому черти деньги куют”. “Не отвернешь головы клячом (то есть ограбишь ближнего), не будешь богачом”. “Пусти душу в ад — будешь богат”. “Грехов много, да и денег вволю”. “В аду не быть — богатства не нажить”. “Деньги копил, да нелегкого купил”. “Копил, копил, да черта купил!”
Отсюда выводы: “Лучше жить бедняком, чем разбогатеть со грехом”, “Неправедная корысть впрок нейдет”, “Неправедная нажива — огонь”, “Неправедно нажитое боком выпрет, неправедное стяжание — прах”, “Не от скудости скупость вышла, от богатства”.
К богачам трудовой человек относится с большим недоверием. “Богатство спеси сродни” — говорит он. “Богатый никого не помнит, только себя помнит”. “Мужик богатый гребет деньги лопатой”. “У него денег — куры не клюют”. “Рак клешнею, а богатый мошною”. “Мужик богатый, что бык рогатый”. “Богатый совести не купит, а свою погубляет”.
Вместе с тем, крестьяне даже чем-то сочувствуют богатому, видя в его положении нравственное неудобство и даже ущербность. “Богатый и не тужит, да скучает”. “Богатому не спится, богатый вора боится”. А уж для нравственного воспитания ребенка богатство в народном сознании приносит прямой вред. “Богатство родителей — порча детям”. “Отец богатый, да сын неудатый”.
Порой неприязнь к богачам доходит и до проклятий: “Бога хвалим, Христа величаем, богатого богатину проклинаем!” — гласит одна из народных пословиц.
Своего рода моральным кодексом коренных русских купцов стало поучение “О богатении”, составленное владельцем Прохоровской Трехгорной мануфактуры Т. В. Прохоровым (1797-1854): “Человеку нужно стремиться к тому, чтобы иметь лишь необходимое в жизни; раз это достигнуто, то оно может быть и увеличено не с целью наживы — богатства для богатства, — а ради упрочения нажитого и ради ближнего. Благотворительность совершенно необходима человеку, но она должна быть непременно целесообразна, серьезна. Нужно знать, кому дать, сколько нужно дать. Ввиду этого нужно посещать жилища бедных, помогать каждому, в чем он нуждается: работой, советом, деньгами, лекарствами, больницей и пр. Наградою делающему добро человеку должно служить нравственное удовлетворение от сознания, что он живет “в Боге”. Богатство часто приобретается ради тщеславия, пышности, сластолюбия и пр., это нехорошее, вредное богатство, оно ведет к гибели души. Богатство то хорошо, когда человек, приобретая его, сам совершенствуется нравственно, духовно; когда он делится с другими и приходит им на помощь. Богатство необходимо должно встречаться в жизни, оно не должно пугать человека, лишь бы он не забыл Бога и заповедей его. При этих условиях богатство неоценимо, полезно. Примером того, что богатство не вредит, служат народы, у которых при изобилии средств редки пороки. Не будь богатства, не было бы ни открытий, ни усовершенствований в различных отраслях знаний, особенно промышленных. Без средств, без труда, энергии не может пойти никакое промышленное предприятие: богатство — его рычаг. Нужды нет, что иногда отец передает большие средства сыну, сын еще более увеличивает их, как бывает в коммерческом быту. Это богатство хорошо, оно плодотворно, лишь только не надо забывать заветов религии, жить хорошей нравственной жизнью. Если богатство приобретено трудом, то при потере его оно сохранит от гибели человека: он станет вновь трудиться и еще может приобрести больше, чем у него было, он живет “в Боге”. Если же богатство случайно досталось человеку, то такой человек часто не думает ни о чем, кроме своей похоти, и такой человек при потере богатства погибает. Вообще частное богатение, даже коммерсантов или банкиров, полезно, если человек живет по-Божьему”^{[ 150 ]}.
Богатство должно служить и помогать людям. Если же богатство направлено на их эксплуатацию, то оно преступно. Особенно это касается ростовщичества и ростовщических банковских операций. На Руси ростовщичество считалось серьезным преступлением против заветов Господа Бога. В древности среди русских ростовщиков почти не было, занимались ростовщичеством в основном пришлые люди, что зачастую кончалось для них плачевно. Нетрудовой, паразитический характер такого ростовщического дохода вызывал широкий протест. Так, весной 1113 в Киеве разразилось народное восстание, во время которого были разгромлены дома евреев-ростовщиков, взимавших огромные проценты, а также занимавшихся скупкой и перепродажей по спекулятивным ценам продуктов широкого потребления. После этого восстания Владимир Мономах ввел Устав, который резко ограничивал сумму процента, выплачиваемого по кредиту (не более 20% в год), и тем самым подрывал позиции паразитического предпринимательства, наживавшегося на народной нужде^{[ 151 ]}. По сути дела, ростовщичество как паразитическое предпринимательство было запрещено и всячески осуждалось.
Среди русских бытовало презрительное отношение к ростовщикам, которых в народе прозвали “христопродавцами, жидами, гиенами немилосердными” (В. И. Даль). Такое отношение к ростовщичеству русский народ и государство пронесли через всю свою историю. Даже в Уголовном Уложении Российской Империи (1903) ростовщичество считается преступлением. В нем приводятся следующие признаки ростовщических сделок: 1) если заемщик вынужден своими известными заимодавцу стеснительными обстоятельствами принять крайне тягостные условия ссуды; 2) сокрытие чрезмерности роста включением его в капитальную сумму под видом неустойки, платы за хранение; 3) ссуда в виде промысла на чрезмерно обременительных условиях “сельским обывателям” за вознаграждение частью хлебом, а также скупка хлеба у крестьян по несоразмерно низкой цене при заведомо тяжелых обстоятельствах продавца (этим обычно занимались еврейские факторы). Согласно закону, чрезмерным признавался рост выше 12% годовых. Ростовщики, чья вина была доказана, наказывались тюрьмой или исправительным домом.

Глава 49
Купечество. — Путь из варяг в греки. — Иванове сто. — Торговые пути. — Ярмарки. — Купеческие гильдии.

Купечество существует в России с древнейших времен. В записках византийского имп. Константина Багрянородного рассказывается о деятельности русских купцов еще в 1-й пол. Х в. По его словам, с ноября месяца, как только подмерзала дорога и устанавливался санный путь, русские купцы покидали города и направлялись в глубь страны. Всю зиму они скупали по погостам товары, а также собирали с жителей дань в оплату за ту охрану, которую им давал город. Весной уже по Днепру с полой водой купцы возвращались в Киев и на подготовленных к тому времени судах отправлялись в Царьград. Труден и опасен был этот путь. И только большая охрана спасала караван смоленских, любечских, черниговских, новгородских, вышегородских купцов от многочисленных грабителей. Проплыв Днепр, выходили в море, держась берега, так как в любой момент утлые суденышки могли погибнуть от крутой волны.
В Царьграде русские купцы торговали шесть месяцев. Согласно договору, оставаться на зиму не могли. Размещали их не в самом городе, а у “святого Мамы” (монастырь св. Маманта). Во время пребывания в Царьграде русские купцы пользовались различными льготами, предоставленными им греческим императором. В частности, продавали свои товары и покупали греческие, не платя пошлины; кроме того, им выделяли бесплатно продукты питания и разрешали пользоваться баней. По окончании торга греческие власти обеспечивали нашим купцам съестные товары и корабельные снасти. Возвращались домой не ранее октября, а там уже снова наступал ноябрь, и нужно было ехать в глубь страны, на погосты, распродавая то, что было привезено из Византии, и скупать товары для зарубежной торговли на следующий год. Такая предпринимательская деятельность велась Русью не одно столетие. Круговорот торговой жизни сыграл огромную роль в освоении и объединении русских земель. Все большее и большее число людей вовлекалось в эту экономическую деятельность, становясь кровно заинтересованным в ее результатах.
Впрочем, русские купцы вели торговлю не только с Царьградом, откуда вывозили шелковые ткани, золото, кружева, вина, мыло, губки, различные лакомства. Большая торговля велась с варягами, у которых покупали бронзовые и железные изделия (особенно мечи и топоры), олово и свинец, а также с арабами — откуда в страну поступали бисер, драгоценные камни, ковры, сафьян, сабли, пряности.
О том, что торговля велась очень большая, свидетельствует характер кладов того времени, которые до сих пор в изобилии находят близ старинных городов, на берегах больших рек, на волоках, возле бывших погостов. В этих кладах не редкость арабские, византийские, римские и западноевропейские монеты, в том числе даже отчеканенные в VIII в.
Вокруг русских городов возникало множество торговых и промысловых поселений. Сюда сходились для торговли, или, как тогда называли, “гостьбы”, купцы, бобровники, бортники, звероловы, смолокуры, лыкодеры и другие тогдашние “промышленники”. Места эти получали название погостов (от слова “гостьба”). Позже, уже после принятия христианства, в этих местах, как наиболее посещаемых, строились церкви и размещались кладбища. Здесь совершались сделки, заключались договоры, отсюда пошла традиция ярмарочной торговли. В подвалах церквей хранился необходимый для торговли инвентарь (весы, меры), складывались товары, а также хранились торговые договоры. За это духовенство взимало с торговцев особую пошлину.
Первый русский свод законов “Русская Правда” был пронизан духом купечества. Когда читаешь его статьи, то убеждаешься, что он мог возникнуть в обществе, где важнейшим занятием была торговля, а интересы жителей тесно связаны с результатом торговых операций.
“Правда”, — пишет историк В.О. Ключевский, — строго отличает отдачу имущества на хранение — “поклажу” от “займа”, простой заем, одолжение по дружбе от отдачи денег в рост из определенного условленного процента, процентный заем краткосрочный — от долгосрочного и, наконец, заем — от торговой комиссии и вклада в торговое компанейское предприятие из неопределенного барыша или дивиденда. “Правда” дает далее определенный порядок взыскания долгов с несостоятельного должника при ликвидации его дел, умеет различат! несостоятельность злостную от несчастной. Что такое торговый кредит и операции в кредит — хорошо известно “Русской Правде”. Гости иногородние или иноземные купцы, “запускали товар” за купцов ту земных, т.е. продавали им в долг. Купец давал гостю, купцу-земляку торговавшему с другими городами или землями, “куны в куплю”, н. комиссию для закупки ему товара на стороне; капиталист вверял купцу “куны в гостьбу”, для оборота из барыша”^{[ 152 ]}.
Городские предприниматели, справедливо отмечает Ключевский являлись то сотрудниками, то соперниками княжеской власти, что отражало их большую роль в обществе^{[ 153 ]}. Русское законодательство дорожило жизнью купца, за его голову полагался штраф вдвое больший, чем за голову простого человека (12 гривен и 5-6 гривен).
Успешный рост купеческой деятельности в Древней Руси подтверждался развитием кредитных отношений. Новгородский купец Климята (Климент), живший в к. XII — н. XIII в., сочетал свою широкую торговую деятельность с предоставлением кредитов (отдачей денег в рост). Климята был членом “купеческого ста” (союз новгородских предпринимателей), занимался он преимущественно бортным промыслом и скотоводством. К концу жизни ему принадлежали четыре села с огородами. Перед смертью он составил духовную, в которой перечислял свыше десятка различного рода людей, связанных с ним предпринимательской деятельностью. Из перечня должников Климяты видно, что он выдавал также и “поральское серебро”, за что взимались проценты в виде наклада. Деятельность Климяты была такова, что он не только предоставлял кредиты, но и брал их. Так, он завещал в уплату долга своим кредиторам Даниле и Воину два села. Все свое состояние Климята завещал Новгородскому Юрьеву монастырю — типичный для того времени случай.
Одним из самых характерных купеческих городов был Новгород Великий. Торговлей здесь жила большая часть населения, а купец считался главной фигурой, о которой складывались сказки и легенды. Типичный пример — новгородская былина о купце Садко. Прообразом его, по мнению исследователей, был реальный человек Сотко Сытинец, упоминаемый в летописи в 1167 в качестве строителя церкви Бориса и Глеба в Новгороде. Купец Садко показан как герой-богатырь, причем подвигом представлена его торговая деятельность.
Никому не известный гусляр Садко своей энергией и удачей выбивается в богатые купцы. Однажды на пиру Садко похвастал, что скупит все товары в Новгороде. Два дня в торговых рядах он скупает товары, но вот на третий день приезжают московские купцы, и Садко вынужден сознаться, что ему не скупить товары со всего белого света. После этого Садко снарядил 30 кораблей и вместе с другими купцами поехал торговать; по дороге корабль вдруг остановился как вкопанный, несмотря на попутный ветер. Понял Садко, что морской царь требует дани, бросил в море бочки золота, серебра, жемчуга. Однако водяной требует живой жертвы. Купцы бросают жребий, и он выпадает Садко. Берет Садко гусли, спускается в море на дубовой доске и попадает в палаты морского царя, который требует, чтобы он поиграл ему на гуслях. Под звуки гуслей царь морской пустился плясать, море взволновалось, корабли стали тонуть, люди гибнуть. Тогда Николай Угодник под видом старца седого явился к Садко и велел ему прекратить игру, оборвав струны гуслей. Затем царь морской требует, чтобы Садко женился на морской девице. Садко вынужден согласиться. После свадебного пира Садко засыпает и просыпается в родных местах, и в это время по Волхову подъезжают его корабли с казной. В благодарность за спасение Садко строит церковь Николе Можайскому и Пресвятой Богородице.
Новгородские купцы вели свою торговлю и промысловую деятельность артелями, или компаниями, представлявшими из себя хорошо вооруженные отряды. Купеческих артелей в Новгороде насчитывалось десятки, в зависимости от товаров, которыми они промышляли, или местности, куда ходили торговать. Были, например, поморские купцы, торговавшие на Балтийском или Белом морях, низовские купцы, имевшие дела в Суздальской области, и т.п.
Самые основательные новгородские купцы объединялись в торгово-промышленную “ассоциацию”, именуемую тогда “Иваново сто”, имевшую свой центр около храма св. Иоанна Предтечи в Опоках. Здесь располагался общественный гостиный двор, где купцы складывали свои товары, а также находилась “гридница” (большая палата), своего рода зал для проведения деловых совещаний. На общем собрании “Иванове сто” купцы выбирали старосту, который руководил делами этой “ассоциации”, наблюдал за общественной кассой и оформлением деловых документов.
Около церкви проходил торг, стояли специальные весы, при которых находились выборные присяжные чины, наблюдавшие за правильностью веса и торговли. За взвешивание, как и при продаже товара, взималась особая пошлина. Кроме больших весов, возле церкви стояли и малые, служившие для взвешивания драгоценных металлов, слитки которых заменяли монеты.
Возникавшие между купцами и покупателями противоречия решались в специальном торговом суде, председателем которого был тысяцкий.
Купцы, входившие в “Иваново сто”, обладали большими привилегиями. В случае финансовых затруднений им предоставляли кредит или даже безвозмездную помощь. При опасных торговых операциях от “Иваново сто” можно было получить вооруженный отряд для охраны.
Однако вступить в “Иваново сто” мог только очень состоятельный купец. Для этого в кассу “ассоциации” нужно было внести большой взнос — в 50 гривен — и, кроме того, безвозмездно пожертвовать в пользу церкви св. Иоанна в Опоках еще почти 30 гривен (за эти деньги можно было купить стадо в 80 волов). Зато, вступив в “Иванове сто”, купец и его дети (участие было наследственным) сразу занимали почетное положение в городе и получали все связанные с этим привилегии.
Большую взаимовыгодную торговлю новгородские купцы вели с Ганзейским союзом. Новгородские купцы скупали по всей России и продавали ганзейцам льняные ткани, выделанные кожи, смолу и воск высокого качества, хмель, строевой лес, мед, меха, хлеб. От ганзейцев новгородские купцы получали вино, металлы, соль, сафьян, перчатки, крашеную пряжу и разные предметы роскоши.
Сильно развитая система купеческого предпринимательства вкупе с народным самоуправлением были главными условиями экономического процветания Древнего Новгорода, которое неоднократно отмечалось иностранными купцами и путешественниками.
Кроме “Иванове сто” в русских городах существовали и другие профессиональные объединения купцов. В XIV-XVI вв. торговые предприниматели, имевшие лавки на городском торгу (“ряды”), объединялись в самоуправляемые организации, члены которых назывались “рядовичами”.
Рядовичи сообща владели отведенной под лавки территорией, имели своих выборных старост, обладали особыми правами на сбыт своих товаров. Чаще всего их центром была патрональная церковь (в подвалах ее хранились товары), нередко им также предоставлялись даже судебные функции. Имущественное положение купцов было неравное. Самыми богатыми были “гости-сурожане” — купцы, торговавшие с Сурожем и другими городами Причерноморья. Состоятельными были и купцы суконного ряда — ”суконники”, торговавшие привозным с Запада сукном. В Москве патрональным храмом “гостей-сурожан” была церковь Иоанна Златоуста. Принадлежность к корпорации московских гостей обставлялась примерно теми же правилами, что и в новгородской “Иванове сто”. Положение в этой корпорации было тоже наследственным. Гости возглавляли купеческие караваны, отправлявшиеся в Крым.
Уже в XV в. русские купцы ведут торговлю с Персией и Индией. Тверской купец Афанасий Никитин в 1469 посещает Индию и, по сути дела, открывает ее для России.
В эпоху Ивана Грозного символом русского купечества становится энергичная деятельность купцов Строгановых, стараниями которых начинается активное освоение русскими Урала и Сибири. Строгановы — выходцы из разбогатевших поморских крестьян. Федор Лукич Строганов обосновался в Соли Вычегодской. Его сын Аника Федорович (1497-1570) продолжил и развил солеваренное дело, доставшееся ему от отца. Аника не только довел до совершенства сольвычегодские варницы, но и построил множество варниц на Кольской губе. Аника Федорович ведет большую торговлю с иностранными купцами, скупает у них заморские товары и с выгодой перепродает их. Особую статью приобрела торговля Строгановых с народами Урала и Приуралья Посредством этой торговли, по сути дела, начинается активное освоение русскими людьми Урала и Сибири.
Люди Строганова доходят вплоть до Оби и начинают бойкую торговлю с остяками и другими народами этого края, “весьма дружелюбно поступая и лаская их, выменивая у них на свои дешевые товары дорогие меха соболей, лисиц, белок”. В 1557 Аника Федорович едет в Москву и объявляет при царском дворе о выгодах этой торговли и необходимости экономического и государственного освоения Урал; и Сибири.
За свои труды Аника Федорович получает от царя огромную территорию малообитаемой, но “всем изобильной и к поселению весьма способной” земли по Каме в Перми Великой. Земли эти освоили уже его сыновья Яков и Григорий — они строили там крепости, города предприятия, множество храмов.
Еще один сын Аники, Семен, был главным инициатором отправления отрядов Ермака на завоевание Сибири, за что был награжден от Ивана Грозного Большой и Малой Солью на Волге. В Смутное время Строгановы проявили себя настоящими патриотами. Они всячески способствовали и деньгами, и людьми освобождению Руси от интервентов, а также избранию царя Михаила. Строгановы построили в Рос сии множество заводов, которые обеспечивали работой десятки тысяч людей^{[ 154 ]}.
В годы Северной войны 1700-21 Строгановы оказали большую денежную помощь Петру I. В XVIII в. Строгановы основали несколько железоделательных и медеплавильных заводов на Урале. В 1722 Александр, Николай и Сергей Григорьевичи Строгановы получили титул баронов, а позднее графов, стали занимать крупные государственные посты.
Кильбургер, побывавший в Москве в царствование Алексея Михайловича в составе шведского посольства, отмечал, что все москвичи “от самого знатного до самого простого любят купечество, чему есть причиной то, что в Москве помещается больше торговых лавок, чем в Амстердаме или хотя бы ином целом княжестве”.
Некоторые города по внешнему виду напоминали пестрые торговые ярмарки. Широкое развитие торговли отмечалось и в более ранние времена. Иностранцы, побывавшие в Москве XV в., обращают особое внимание на изобилие съестных товарных продуктов, что свидетельствовало о широком развитии товарных отношений среди крестьян, а отнюдь не о господстве натурального хозяйства.
По описанию венецианца Иосафата Барбаро, “зимою привозят в Москву такое множество быков, свиней и других животных, совсем уже ободранных и замороженных, что за один раз можно купить до двухсот штук... Изобилие в хлебе и мясе так здесь велико, что говядину продают не на вес, а по глазомеру”. Другой венецианец, Амвросий Контарини, также свидетельствует о том, что Москва “изобилует всякого рода хлебом” и “жизненные припасы в ней дешевы”. Контарини рассказывает, что каждый год в конце октября, когда река Москва покрывается крепким льдом, купцы ставят на этот лед “лавки свои с разными товарами и, устроив таким образом целый рынок, прекращают почти совсем торговлю свою в городе”. На рынок, расположенный на Москве-реке, купцы и крестьяне “ежедневно, в продолжение всей зимы привозят хлеб, мясо, свиней, дрова, сено и прочие нужные припасы”. В конце ноября обычно “все окрестные жители убивают своих коров и свиней и вывозят их в город на продажу... Любо смотреть на это огромное количество мерзлой скотины, совершенно уже ободранной и стоящей на льду на задних ногах”.
Ремесленными изделиями торговали в лавках, на рынках и в мастерских. Уже в глубокой древности ряд дешевых массовых товаров, изготавливаемых городскими ремесленниками (бусы, стеклянные браслеты, крестики, пряслица), распространялись купцами-коробейниками по всей стране.
Русские купцы вели большую торговлю с другими странами. Известны их поездки в Литву, Персию, Хиву, Бухару, Крым, Кафу, Азов и др. Предметом торговли были не только сырье и продукция добывающих промыслов, вывозившаяся из Руси (пушнина, лес, воск), но также изделия русских ремесленников (юфти, однорядки, шубы, холсты, седла, стрелы, саадаки, ножи, посуда и др.). В 1493 Менгли-Гирей просит Ивана III прислать ему 20 тыс. стрел. Крымские царевичи и князья обращались в Москву с просьбой о присылке панцирей и других доспехов. Позднее, в XVII в., огромная торговля русскими товарами шла через Архангельск — в 1653 сумма вывоза через порт города за рубеж составляла свыше 17 млн. руб. золотом (в ценах н. XX в.).
Масштабы русской торговли поражали иностранцев, посещавших нашу страну. “Россия, — писал в самом начале XVII в. француз Маржарет, — весьма богатая страна, так как из нее совсем не вывозят денег, но они ввозятся туда ежегодно в большом количестве, так как все расчеты они производят товарами, которые имеют во множестве, именно: разнообразными мехами, воском, салом, коровьей и лошадиной кожей. Другие кожи, крашенные в красный цвет, лен, пеньку, всякого рода веревки, кавиар, т.е. икру соленой рыбы, они в большом количестве вывозят в Италию, далее соленую семгу, много рыбьего жира и других товаров. Что касается хлеба, то, хотя его очень много, они не рискуют вывозить его из страны в сторону Ливонии. Сверх того, у них много поташа, льняного семени, пряжи и прочих товаров, которые они обменивают или продают, не покупая чужеземного на наличные деньги, и даже император... приказывает платить хлебом или воском”.
В XVII в. в Москве торговое, купеческое сословие из разряда тяглых людей выделяется в особую группу городских, или посадских, людей, которая, в свою очередь, разделилась на гостей, гостиную и суконную сотни и слободы. Самое высшее и почетное место принадлежало гостям (их в XV в. было не более 30 человек).
Звание гостя получали самые крупные предприниматели, с торговым оборотом не меньше 20 тыс. в год — огромная по тем временам сумма. Все они были приближены к царю, свободны от уплаты пошлин, вносимых купцами рангом пониже, занимали высшие финансовые должности, а также имели право покупать в свое владение вотчины.
Члены гостиной и суконной сотен (в XVII в. их было около 400) пользовались также большими привилегиями, занимали видное место в финансовой иерархии, но уступали гостям в “чести”. Гостиные и суконные сотни имели самоуправление, их общие дела вершили выборные головы и старшины.
Низший разряд купечества представляли жители черных сотен и слобод. Это были преимущественно ремесленные самоуправляемые организации, сами производившие товары, которые потом продавали. Этот разряд, условно говоря, непрофессиональных торговцев составлял сильную конкуренцию профессионалам-купцам высших разрядов, так как “черные сотни”, торгуя собственной продукцией, могли продавать ее дешевле.
В крупных городах посадские люди, имеющие право вести торговлю, делились на лучших, средних и молодших. Сфера деятельности русских купцов XVII в. была широка, отражала всю географию экономического освоения России. Из Москвы брали начало шесть основных торговых путей — Беломорский (Вологодский), Новгородский, Поволжский, Сибирский, Смоленский и Украинский.
Беломорский (Вологодский) путь шел через Вологду по Сухоне и Северной Двине в Архангельск (ранее к Холмогорам) и на Белое море, а оттуда в зарубежные страны. К этому пути тяготели знаменитые центры русского предпринимательства: Великий Устюг, Тотьма, Сольчевыгодск, Яренск, Усть-Сысольск, давшие России тысячи купцов.
В сер. XVI в. русские предприниматели получили право беспошлинной торговли с Англией (она шла Беломорским путем), имели в Лондоне несколько зданий для своих нужд. Русские везли в Англию меха, лен, пеньку, говяжье сало, юфть, ворвань, смолу, деготь, а получали ткани, сахар, бумагу, предметы роскоши.
Важнейшим перевалочным центром на этом пути была Вологда, куда всю зиму свозились товары из Москвы, Ярославля, Костромы и других городов, а затем по воде направлялись в Архангельск, откуда, в свою очередь, осенью приходили товары для отправки в Москву санным путем.
Новгородский (Балтийский) торговый путь шел из Москвы на Тверь, Торжок, Вышний Волочек, Валдай, Псков, затем к Балтийскому морю. Этим путем в Германию шли русский лен, пенька, сало, кожи и красная юфть. Поволжский путь проходил по Москва-реке, Оке и Волге, а затем через Каспийское море в Персию, Хиву и Бухару.
Главным предпринимательским центром на этом пути был Нижний Новгород с располагающейся рядом с ним Макарьевской ярмаркой. Путь от Нижнего Новгорода до Астрахани преодолевался русскими купцами примерно за месяц. Шли караванами из 500 и более судов с большой охраной. И даже на такие караваны время от времени совершались разбойные нападения. Купцы плыли и останавливались в местных предпринимательских центрах — Чебоксарах, Свияжске, Казани, Самаре, Саратове.
Торговля с Хивой и Бухарой проводилась в Караганском пристанище, куда из Астрахани под охраной приходили купеческие суда, а на встречу с ними приезжали местные купцы со своими товарами. Торговля велась около месяца. После этого часть русских судов возвращалась в Астрахань, а другая шла в Дербент и Баку, откуда купцы уже посуху добирались до Шемахи и торговали с персами.
Сибирский путь шел водой из Москвы до Нижнего Новгорода и до Соликамска. От Соликамска купцы волоком двигались до Верхотурья, где был большой торг с вогулами, а затем снова водой до Тобольска, через Туринск и Тюмень. Далее дорога шла на Енисейск мимо Сургута, Нарыма. В Енисейске был устроен большой гостиный двор.
От Енисейска путь пролегал в сторону Илимского острога по Тунгуске и Илиму. Часть купцов следовала и дальше, достигая Якутска и Охотска, проникая даже на Амур.
Главным предпринимательским центром Руси по торговле с Китаем был Нерчинск, где был построен специальный гостиный двор.
Основными товарами, которые покупали или выменивали на этом пути, были меха и звериные шкуры, из Центральной России в Сибирь везли железо, оружие, ткани.
Смоленский (Литовский) путь шел из Москвы через Смоленск в Польшу, но из-за постоянных войн этот путь для широкой торговли использовался сравнительно мало. Более того, в Москве очень неохотно привечали польских и еврейских купцов, имевшими плохую репутацию, а русские купцы избегали отношений с торговцами местечковой Польши.
Степной Малороссийский (Крымский) путь пролегал через рязанские, тамбовские, воронежские края, выходил к донским степям, а оттуда в Крым. Главными предпринимательскими центрами, тяготевшими к этому пути, были Лебедянь, Путивль, Елец, Козлов, Коротояк, Острогожск, Белгород, Валуйки.
Широкий размах основных путей торгово-предпринимательской деятельности наглядно свидетельствовал о гигантских усилиях, вложенных в экономическое освоение огромной территории России. В Древней Руси эта деятельность была связана и с путевыми трудностями. Осуществляя торговлю теми или иными товарами, русские купцы нередко принимали участие в организации их производства, особенно это касалось выработки воска, сала, смолы, дегтя, соли, юфти, кож, а также добычи и выплавки металлов и производства различной продукции из них.
Русский купец из посадских людей Ярославля Григорий Леонтьевич Никитников вел крупную торговлю в Европейской России, Сибири, Средней Азии и Иране. Но основу его богатства составила торговля сибирской пушниной. Строил он ладьи и суда, перевозившие разные товары, хлеб и соль. В 1614 он получает звание гостя. С 1632 Никитников вкладывает капиталы в солеваренную промышленность. В к. 1630-х в Соликамском уезде Никитникову принадлежали 30 варниц, на которых, кроме зависимых людей, работало свыше 600 наемных работников. Никитников держит целый ряд для продажи соли в разных городах, располагавшихся по течению Волги и Оки и связанных с ними рек: в Вологде, Ярославле, Казани, Нижнем Новгороде, Коломне, Москве и Астрахани.
Долгое время центром торговой деятельности Никитникова был его родной город Ярославль с обширным двором, принадлежавшим его предкам. По старым описаниям, усадьба купца Никитникова превращается в настоящий торговый центр Ярославля, становится узловым торговым пунктом, в котором скрещивались волжские и восточные товары, приходившие из Астрахани, с западными товарами, привозившимися из Архангельска и Вологды. Здесь Никитниковым была построена в 1613 деревянная церковь Рождества Богородицы. Недалеко от усадьбы стоял знаменитый Спасский монастырь, рядом с которым находился рынок. Ближе к реке Которосли размещались соляные и рыбные амбары Никитниковых. В 1622 Никитников по приказу царя переезжает в Москву, туда же перемещается и его торговый центр. В Китай-городе Никитников строит богатые палаты и красивейшую церковь Троицы в Никитниках (она сохранилась до сих пор). На Красной площади Никитников обзаводится собственными лавками в Суконном, Сурожском, Шапочном и Серебряном рядах. Никитников возводит большие склады для ведения оптовой торговли. Его дом становится местом встречи богатых купцов и заключения сделок. В синодик церкви Троицы вписаны имена крупных московских гостей XVII в., которые находились в личных и родственных взаимоотношениях с хозяином.
Купец Никитников прославился не только предпринимательством, но и своей общественно-патриотической деятельностью. В н. XVII в. он — молодой земский староста, подпись его стоит в списках участников первого и второго земских ополчений, созданных в Ярославле для борьбы с польскими и шведскими захватчиками. Никитников постоянно участвовал в несении государственных выборных служб, представительствовал на земских соборах, участвовал в составлении челобитных царю от гостей и купцов, искавших защиты интересов русской торговли и ограничения привилегий иностранных купцов. Он был смел и уверен в себе, бережлив и аккуратен в платежах, не любил должать, но и не любил давать в долг, хотя в долг приходилось давать довольно часто, даже самому царю, который жаловал его в награду серебряными ковшами и дорогой камкой. Исследователь жизни Григория Никитникова свидетельствует о нем как “о человеке деловом и практичном, глубокого проницательного ума, твердой памяти и воли, с крутым решительным характером и большим жизненным опытом. Через все его наставления неизменно проходит требование сохранения семейного и хозяйственного порядка таким, каким он был при нем. Такой же деловой тон звучит в наказах о поддержании благолепия в выстроенных им церквах и в распоряжении об аккуратных взносах пошлин в казну за соляные варницы”.
Весь свой капитал Никитников завещал не дробить, а передал в совместное и нераздельное владение двум внукам: “...и внуку моему Борису, и внуку моему Григорию жить в совете и промышлять вместе, а буде который из них станет жить неистова и деньги и иные пожитки станет сородичам своим раздавать и сторонним людям, один без совету брата своего, и он благословения моего и приказу лишен, до дому моево и до пожитков ему дела нет”. Умирая (в 1651), купец Никитников завещает: “...и церковь Божию украсить всякими лепотами, и ладан, и свечи, и вино церковное, и ругу священнику и иным церковникам давать вместе, чтоб церковь Божия без пения не была и не за чем не стала, как было при мне, Георгии”. Кроме своей московской церкви, он просил заботиться и о храмах, построенных им в Соли Камской и Ярославле^{[ 155 ]}.
Одним из характерных предпринимателей XVII в. был купец Гаврила Романович Никитин, по происхождению из черносошных крестьян русского Поморья. Свою торговую деятельность Никитин начинал в качестве приказчика гостя О.И. Филатьева. В 1679 он стал членом гостиной сотни Москвы, а в 1681 получил звание гостя. После смерти братьев Никитин сосредоточивает в своих руках большую торговлю, ведет дела с Сибирью и Китаем, его капитал в 1697 составлял огромную по тем временам сумму — 20 тыс. руб. Как и другие купцы, Никитин строит свою церковь.
В XVII в. в Москве строится церковь, ставшая святыней купечестве всей России. Это — Никола Большой Крест, воздвигнутая в 1680 архангельскими гостями Филатьевыми. Церковь была одна из красивейших в Москве, да и во всей России. Ее взорвали в 1930-х.
Русские купцы, торговавшие с зарубежными странами, предлагали им не только сырье, но и продукцию высокой, по тем временам технологии, в частности металлические устройства. Так, в инвентаре одного из чешских монастырей под 1394 документально зарегистрированы “три железных замка, в просторечии называемые русскими В Богемии было, конечно, немало и своих прославленных мастеров по металлу из богатейших Рудных гор и Судетов. Но, очевидно, изделия русской промышленности были не хуже, если они пользовались известностью и успехом так далеко за рубежом. Это известие XIV подтверждается и позднейшими источниками. Так, из “Памяти, как продать товар русской в Немцах”, известной по тексту “Торговой книги” 1570-1610, видно, что продажа русского “уклада” и других металлических изделий “в Немцах” была обычным делом и в XVI-XVII вв. Торговали и оружием. Например, в 1646 было вывезено в Голландию 600 пушек^{[ 156 ]}.
Рассказывая о знаменитых русских купцах XVII в., нельзя не упомянуть братьев Босовых, а также гостей Надея Светешникова и Гурьевых. Босовы вели торговлю с Архангельском и Ярославлем, скупали товары и на местных рынках Приморья, покупали также деревни в расчете на получение большого количества хлеба для продажи, занимались ростовщичеством, но основой их предприятия являлась сибирская торговля. Босовы отправляли в Сибирь обозы в 50-70 лошадей, груженных как иноземными товарами, так и русским сермяжным сукном, холстом, железными изделиями. Вывозили они из Сибири пушнину. Так, в 1649-50 было вывезено 169 сороков и 7 штук соболей (6 767 шкурок); приобретали в большом количестве и другие меха. На службе у Босовых было 25 приказчиков. Они организовывали в Сибири собственные ватаги, т.е. промышленные экспедиции в места, богатые соболем, а также приобретали их у местных жителей и у служилых людей, взимавших в Сибири ясак. Высокую прибыль давала также продажа в Сибири иноземных и русских изделий.
Богатейшие купцы несли казенную службу по финансам в качестве гостей, что давало им ряд преимуществ и предоставляло широкие возможности дальнейшего обогащения. Характер “первоначального накопления” имели также методы создания предприятий Надея Светешникова и Гурьева. Светешников вышел из ярославских посадских людей. Заслуги перед новой династией Романовых принесли ему пожалование в гости. Он вел крупные операции по торговле пушниной, владел деревнями с крестьянами, но также вкладывал свои средства в солепромышленность. Его богатство оценивалось в сер. XVII в. в 35,5 тыс. руб. (т.е. около 500 тыс. руб. на золотые деньги н. XX в.). Это пример крупного торгового капитала и перерастания его в промышленный. Важнейшее значение для обогащения Светешникова и развития его предприятий имели земельные пожалования. В 1631 ему были отданы громадные земельные владения по обоим берегам Волги и по реке Усу до позднейшего Ставрополя. Здесь Светешников поставил 10 варниц. К 1660 в Надеином Усолье было 112 крестьянских дворов. Наряду с наемными людьми он применял труд крепостных. Светешников построил крепость для защиты от кочевников, завел кирпичный завод.
Из богатой верхушки ярославского посада вышли также Гурьевы. В 1640 они завели рыбные промыслы в устье реки Яика, поставили здесь деревянный острог, затем заменили его каменной крепостью (г. Гурьев).
Развитие предпринимательства в России носило в значительной степени преемственный характер. Проведенное исследователем А. Демкиным изучение купеческих родов Верхневолжья показало, что 43% всех купеческих фамилий занимались купеческой деятельностью от 100 до 200 лет, а почти четверть — 200 и более лет. Три четверти купеческих родов, насчитывавших менее 100 лет, возникли в середине — 2-й пол. XVIII в. и действовали вплоть до конца столетия. Все эти фамилии перешли в XIX в.^{[ 157 ]}
В 1785 российские купцы получают от Екатерины II жалованную грамоту, которая сильно возвысила их положение. Согласно этой грамоте все купцы были разделены на три гильдии.
К первой гильдии относились купцы, владевшие капиталом не менее 10 тыс. руб. Они получали право оптовой торговли в России и за границей, а также право заводить фабрики и заводы. Ко второй гильдии принадлежали купцы с капиталом от 5 до 10 тыс. руб. Они получали право оптовой и розничной торговли в России. Третью гильдию составляли купцы с капиталом от 1 до 5 тыс. руб. Эта категория купцов имела право только на розничную торговлю. Купцы всех гильдий были освобождены от подушной подати (вместо нее они платили 1% с объявленного капитала), а также от личной рекрутской повинности.
Кроме купцов разных гильдий, вводилось понятие “именитый гражданин”. По статусу он был выше купца первой гильдии, ибо должен был обладать капиталом не менее чем 100 тыс. руб. “Именитые граждане” получали право иметь загородные дачи, сады, заводы и фабрики.
Значительная часть русской торговли производилась на ярмарках, которые известны с древнейших времен. В к. XIX в России насчитывалось 18,5 тысяч ярмарок в семи тысячах населенных пунктах. Обычно ярмарки приурочивались к церковным праздникам. Каждая ярмарке играла роль экономического регулятора и распределителя местной сельского хозяйства, ремесла и промышленности. Одна ярмарка следовала за другой, перерастала в третью — на Николу, на Спаса, на Успение, на Покров в губернских, уездных, штатных, заштатных городах, а также в больших селах при монастырях. Зимой — сибирская ярмарка в Ирбите, осенью — Крестовско-Ивановская в Пермской губернии, весной — Алексеевская в Вятской, летом — Караванная в Казанской.
Главной ярмаркой России, своего рода связующим центром русской экономики, являлась Нижегородская-Макарьевская ярмарка. Она была главным регулятором экономической жизни, отражая общий тонус хозяйственного развития страны. Именно здесь в большей степени формировался баланс между спросом и предложением, производством и потреблением главных российских продуктов. На ярмарке отдельные самостоятельные части, отрасли, виды деятельности гигантского хозяйственного механизма России связывались в одно целое, координировались, получали общественное признание или недоверие, определялись направления развития по крайней мере на год вперед.
Современники подчеркивают совершенно исключительную роль этой ярмарки, которая по своему значению и размаху сравнивалась только со всемирными выставками, нередко опережая их по масштабу торговых оборотов “своим значением как в торговле, так и вообще в народном хозяйстве, — и не только в русском, но и всемирном хозяйстве. Нижегородская ярмарка, без сомнения, далеко превосходит все ныне существующие во всем свете подобные ярмарочные или временные торжища. Такова она и в качественном отношении, своей экономической силой в движении народного хозяйства (своим влиянием на развитие разных его отраслей и на все его обороты), а также в количественном отношении — размерами своих торговых оборотов и ценностью всех здесь покупаемых и продаваемых, сюда привозимых и отсюда развозимых товаров, количеством своих посетителей и, наконец, величиной своего географического района действия”.
Значительная часть российской интеллигенции XVIII-XIX вв. не любила русского купечества, презирала его, гнушалась им. Она представляла купцов закоренелыми плутами и мошенниками, нечистыми на руку, по-волчьи алчными. С ее легкой руки в обществе создается миф о грязных и подлых “Тит Титычах”, ничего общего не имевший с действительностью. “Если бы торговое сословие и в прежней Московии, и в недавней России, — отмечал П.А. Бурышкин, — было бы на самом деле сборищем плутов и мошенников, не имеющих ни чести, ни совести, то как объяснить те огромные успехи, которые сопровождали развитие русского народного хозяйства и поднятие производительных сил страны. Русская промышленность создавалась не казенными усилиями и, за редкими исключениями, не руками лиц дворянского сословия. Русские фабрики были построены и оборудованы русским купечеством. Промышленность в России вышла из торговли. Нельзя строить здоровое дело на нездоровом основании. И если результаты говорят сами за себя, торговое сословие было в своей массе здоровым, а не таким порочным, как его представляли легенды иностранных путешественников”^{[ 158 ]}.
“В московской неписаной купеческой иерархии, — писал В.И. Рябушинский, — на вершине уважения стоял промышленник-фабрикант, потом шел купец-торговец, а внизу стоял человек, который давал деньги в рост, учитывал векселя, заставлял работать капитал. Его не очень уважали, как бы дешевы его деньги ни были и как бы приличен он сам ни был. Процентщик”^{[ 159 ]}.
Отношение к этой категории двух первых было крайне отрицательно, как правило, их на порог не пускали и по возможности пытались всячески наказать. Большая часть дельцов третьей группы происходила из западных и южных губерний России.
Перед революцией звание купца приобреталось уплатой за гильдейское свидетельство. До 1898 гильдейское свидетельство было обязательно для права торговли. Позднее — необязательно и существовало лишь для лиц, желающих пользоваться некоторыми преимуществами, присвоенными купеческому званию, или участвовать в сословном управлении. Преимущества: освобождение от телесного наказания (для торговцев крестьянского сословия очень важное), право при известных. условиях получать звание почетного и потомственного почетного гражданина (дарующее преимущества купеческого звания без выбора и гильдейского свидетельства), возможность получить звание коммерции советника (чин с титулом превосходительства), некоторые права по образованию детей, право участия в городском самоуправлении (независимо от обладания недвижимой собственностью), участие в сословном самоуправлении. Сословное купеческое самоуправление заключалось в заведовании купеческими благотворительными учреждениями, в раскладке некоторых сборов, в заведовании купеческими капиталами, банками, кассами, в выборе должностных лиц (купеческие старосты, купеческие старшины, купеческие управы, члены сиротского суда от купечества).

Глава 50
Промышленность. — Древнейшие ремесла. — Металлообработка и пушечное дело. — Индустриальное предпринимательство. — Мануфактуры и фабрики. — Высокие темпы промышленного роста.

Допетровское народное хозяйство России долгое время рисовалось многими историками как сонное, застойное царство темноты и невежества, населенное заспанными лентяями, дикарями-варварами и соловьями-разбойниками. Считалось, что настоящая экономическая история страны началась с преобразований Петра, что русская промышленность носит “колониальный характер” и “перенесена сюда с Запада”. Пережитки этих воззрений сохраняются до сих пор в произведениях некоторых писателей и публицистов. Эти представления глубоко ошибочны. Исторические источники свидетельствуют о древнем происхождении русской промышленности. Самой населенной частью каждого древнерусского города был промышленно-ремесленный посад, обслуживавший разнообразной ремесленной продукцией не только горожан, но и жителей окрестных сел и деревень. В крупных городах уже в XI-XII вв. насчитывалось более сотни различных ремесленных производств — кузнечных, гончарных, кожевенных, ювелирных, сапожных, прядильных, оружейных и многих других. Названия промышленно-ремесленных специальностей запечатлелись в именах городских улиц и районов: Щитная улица (Новгород), Кожемяк (Киев), Гончарный конец (Новгород), Бронные улицы (Москва) и др.
Академик Б.А. Рыбаков в книге “Ремесло Древней Руси” отмечает, что в XIV-XV вв. русские ремесленники работали как на заказ, так и на рынок, то есть уже тогда ремесло превращалось в мелкое товарное производство. Большинство ремесленников работало в мастерских. “Ремесленники, работавшие по найму, составляли только часть (и притом меньшую) городских ремесленников”.
Археологические раскопки свидетельствуют о значительных масштабах и ассортименте промышленно-ремесленных производств. Комментируя новгородские раскопки ремесленных мастерских XIV-XV вв., Л. Черепнин пишет: “О массовом характере продукции новгородских сапожников свидетельствует обилие кусков кожи, найденных при раскопках (свыше ста тысяч). На массовый сбыт, по-видимому, было рассчитано и ювелирное производство (выделка украшений из меди и ее сплавов). Об этом можно судить по большому количеству обнаруженных в Новгороде обрезков листовой, полосовой и проволочной меди. Открыты также тигли (30 с лишним), литейные формы (15 штук), ювелирные молотки, зубила, пинцеты, бородки, волочила. Широко распространены кузнечные изделия: серпы, косы, ножницы, напильники, пилы, долота, скобели, стамески, сверла, топоры, тесла, ножи и т.д. Стандартизация наблюдается в косторезном деле (очень однородны гребни, которых найдено несколько сотен). Хотя не вскрыты мастерские новгородских стеклоделов, но большое количество бус среди материалов новгородских раскопок говорит о значительном масштабе их производства”.
К XVII в. русские ремесленные предприятия в основном обеспечивали страну изделиями металлообрабатывающей, деревообрабатывающей, кожевенной, гончарной, легкой и пищевой промышленности. Медленно, но неуклонно осуществлялось развитие технического прогресса, выражавшееся в росте специализации, выделении детальных операций в самостоятельные производства. По далеко не полным данным, в XVII в. в Москве насчитывалось не менее 259 ремесленных специальностей, в Ярославле — 218. Так, среди мастеров кузнечного дела выделялись такие узкие специалисты, как ножовщики, замочники, шильники, косари, гвоздари, часовщики. В Устюжне-Железнопольской на посаде еще в к. XVI в. насчитывалось 119 мастеровых, занятых делом железа, в том числе 66 молотников, 34 кузнеца, 12 угольников, железники, укладники, гвоздари, котельники, сковородники, замочники. В древних источниках перечисляются многочисленные кузнечные мастерские: в Москве (ок. 1641) — 152, в Новгороде (1583) — 112, в Серпухове (1552) — 63, в Холмогорах (1620) — 63, в Нижнем (1620) — 49, в Вологде (1627) — 49, в Сольвычегодске (1653) — 48, в Великом Устюге (1626) — 47, в Калуге (1626) — 44, в Туле (1625) — 38, в Переславле (1597) — 38, в Муроме (1637) — 17, в Соликамске (1623) — 16. Как правило, по нескольку кузнечных мастерских было в самых маленьких городах, по крайней мере по одной во всех селах. Металлообрабатывающие мастерские использовали отечественное кричное железо и в редких случаях — шведское или английское. Существовали многие сотни кустарных домниц, некоторые из которых были оснащены по последнему слову техники своего времени — “водо-действующими” самоковками.
История доносит до нас сведения о русских часовых мастерах, создававших по тем временам настоящие чудеса техники — часы псковского Святогорского монастыря XV в., часы Соловецкого монастыря, изготовленные в XVI в. мастером Семеном Часовиком, часы в царском селе Коломенском, изготовленные в 1637 мастером Оружейной палаты Петром Высоцким. Зачастую были такими мастерами простые кузнецы: например, поморский кузнец Федор Юдин или устюжский кузнец Шумило Вырачев, которые прославились тем, что построили в разных городах Руси сложные механизмы башенных часов с боем.
На тульских металлургических заводах в сер. XVIII в. используется сверлильный стан (сверлили “водою” пушечные стволы), что на много десятилетий опередило изобретение зарубежных механиков.
В 1479 в Москве был построен литейный пушечный завод, просуществовавший несколько столетий. В 1637 в нем работало 136 рабочих (что по тем временам было очень много), отливавших ежегодно до 200 и более пушек и разной другой продукции. По сообщению посла Максимилиана II Кобенцеля, в XVI в. в Москве имелось всегда наготове не менее двух тысяч орудий, так что московская артиллерия уже тогда, по его оценке, занимала первое место среди других европейских государств. “Наша артиллерия, — писал акад. С. Г. Струмилин, — не впервые является лучшей в европейском и мировом, пожалуй, масштабе. Такое количество орудий предполагает уже довольно значительное их производство в стране, тем более что они не только не ввозились в Россию, но даже вывозились за границу”. В историю вошли прославленные мастера пушечных дел Андрей Чохов, Григорий Наумов, Яков Дубинин, Мартьян Осипов и другие. Кроме Москвы пушечные заводы существовали и в других городах, в частности во Пскове.
Наряду с пушечным делом существовало развитое оружейное дело, центром которого в XVII в. была Оружейная палата, изготовлявшая многие тысячи мушкетов, карабинов, пистолетов. Издавна в России существовали и пороховые заводы, некоторые из них очень большие. Во время пожара одного из них в XVI в. погибло 200 человек рабочих.
Все это свидетельствует, что уже в XV-XVI вв. в России возникли первые русские предприятия, которые в XVII в. приобретают более широкое распространение. Создание крупных предприятий осуществлялось на базе уже имевшихся ремесленных и рабочих кадров.
На Урале в 1630-40-е действовал Пыскорский медеплавильный завод, где использовалось вододействующее колесо, а в 60-х — железоделательный завод братьев Тумашевых на реке Нейве. Появляется целый ряд заводов металлургической и металлообрабатывающей промышленности в Тульско-Каширском районе, а также возле Олонца. В Казани, Ярославле, Тобольске возникают кожевенные мануфактуры, в районе Соликамска — свыше 200 солеваренных предприятий. Развивается ряд мануфактур, принадлежащих царскому двору: Хамовный, Печатный, Монетный дворы, “Мастерская палата”.
По ориентировочным заниженным оценкам, из более полумиллиона жителей, живших в городах в сер. XVII в., по крайней мере 150-200 тысяч составляли ремесленники (включая членов их семей). Кроме того, сюда следует добавить тысячи сельских кузнецов. Конечно, сюда не относят еще по крайней мере сотни тысяч крестьян, занятых различными видами кустарных промыслов.
Новый период промышленного развития России начался в царствование Петра I. Главное, на что делал ставку Петр, — на использование творческой инициативы и самостоятельности русского предпринимателя и работника. Петр создал благоприятные условия для реализации лучших качеств и не ошибся. Конечно, он не стеснялся, когда было нужно, привлекать к делу и иностранцев, но их вмешательство носило второстепенный, вспомогательный характер. При прочих равных условиях царь предпочитал отечественных специалистов и для этого посылал их учиться за границу. “Своими реформами и творческой инициативой, — отмечал акад. Струмилин, — Петр Великий впервые открывал широкую дорогу индустриальному предпринимательству. И на этот путь, вполне естественно, прежде всего вступили твердой ногой выходцы из тех самых трудовых низов, которые получили свою подготовку в области так называемых “народных” ремесленно-кустарных промыслов Московской Руси. Вот почему во главе петровских заводов и мануфактур оказалось так много бывших кузнецов и всякого иного рода тяглецов”. Как, например, целовальник Тимофей Филатов, комнатный истопник Алексей Милютин, дворцовый служитель Родион Воронин, посадский человек И. Комаров, кожевенный мастер Пахо-мов, “красносельцы” Симоновы и другие. Среди более мелких предпринимателей встречалось немало крепостных крестьян на оброке. Из двух сотен петровских заводов, в том числе сорока крупных мануфактур, только единицы возглавлялись иностранцами или дворянами.
Прав был историк С.М. Соловьев, отмечавший, что петровские преобразования есть дело “народное, а не лично принадлежащее одному Петру”.
Весьма характерно, что большая часть русских промышленников Петровского времени, как и в более поздний период, вышла из крестьян или посадских людей, тогда как в западноевропейских странах — из дворян. И это прежде всего самые выдающиеся фамилии русских предпринимателей — Морозовы, Рябушинские, Прохоровы, Горелины, Грачевы, Шорыгины, Бардыгины, Разореновы, Зимины, Коншины, Балины, Горбуновы, Скворцовы, Миндовские, Дербеневы, Локаловы, Дордоновы, Сеньковы, Клюшниковы, Елагины, Заглодины и мн. др. За каждым из этих предпринимателей — организация огромных производств, снабжавших своей продукцией десятки, а то и сотни тысяч людей в России и за границей.
Для развития индустриального предпринимательства при Петре I создаются специальные правительственные органы — Берг-коллегия и Мануфактур-коллегия, которые разрабатывают программу мероприятий содействия промышленному развитию, осуществляемую не административными методами, а путем предоставления различных привилегий и льгот. Частные предприниматели для устройства фабрик и заводов получали ссуды без процентов; их снабжали инструментами и орудиями производства; освобождали от государственной службы; предоставляли временные льготы от податей и пошлин, беспошлинный привоз из-за границы машин и инструментов; обеспечивали гарантированными государственными заказами.
Поддерживание народной инициативы и предприимчивости в XVIII в. шло по пути отмены ограничений. Если при Петре еще существовали некоторые ограничения и стеснялась свобода торговли, то уже при Екатерине II ликвидируется необходимость получения “разрешительных указов на открытие нового предприятия, и устройство всякого рода промышленных заведений объявлено совершенно свободным для всех”.
Екатерина II создает самые благоприятные условия для развития русской промышленности. Она отменяет любые ограничения, объявив, что теперь “всем подданным нашим к заведениям станов и рукоделий столь беспредельная от нас дана свобода, что не стесняются они уже ни частым на то испрошением дозволения, ни надзиранием за делом рук их, где собственная каждого польза есть лучшее и надежнейшее поощрение”.
Одновременно объявляется об уничтожении монополий (“за вредни”) и введение полной свободы торговли (“всякому торгу свободну быть надлежит”). Историки отмечают “исключительную яркость” этого периода по “необычайной интенсивности процесса индустриализации” и по роли в нем частного предпринимательства.
Опора на лучшие качества русского предпринимателя и работника, использование инициативы и предприимчивости дали поразительные результаты, которые с полным основанием можно назвать промышленной революцией. Количество промышленных предприятий (без ремесленных мастерских) только за XVIII в. увеличилось в 10-12 раз, достигнув в 1801 2423 предприятий с числом занятых почти 100 тыс. человек. По ряду экономических показателей Россия вышла на самые передовые рубежи. Прежде всего это относилось к металлургической промышленности.
Предприятия уральских предпринимателей, и прежде всего демидовские заводы, продукция которых была известна во всей Европе, стали материальной базой стремительного рывка России в XVIII в., и, более того, уральский металл создал основу для промышленного переворота в Англии.
Особо следует сказать о роли русских предпринимателей в развитии технического прогресса. Вопреки утверждениям некоторых исследователей о незаинтересованности русских предпринимателей во внедрении технических новшеств, факты говорят об их огромных успехах в технической области. В частности, черная металлургия России XVIII в. была самой передовой в мире. Уже первые уральские домны, построенные на заводах Демидовых, оказались значительно крупнее и продуктивнее английских, которые в то время считались лучшими. “И это превосходство, несмотря на огромный рост зарубежной техники, нам. удалось удержать за собой в течение всего XVIII века” (С.Г. Струмилин). Немецкий историк металлургии Л. Бек, говоря об уральских домнах на рубеже XIX в., называл их не только “величайшими древесноугольными доменными печами континента”, но и наиболее производительными и экономичными по расходу топлива на единицу продукта, более производительными, чем любые другие печи, не исключая английских. Франция пыталась отгородиться oi русского металла высокими пошлинами. В этой стране перед войной 1812 года писали, что русское железо “дешевле и лучше французского, и если оно свободно будет доставляться во Францию”, то местная железоделательная промышленность, не выдержав конкуренции, “погибнет совершенно”.
Активным внедрением технических новшеств характеризовалось русское промышленное предпринимательство и в других отраслях нередко опережая лучшие достижения мировой технической мысли Если в Англии первая паровая машина Уатта двойного действия обеспечивающая собою целый промышленный переворот в этой стране, была построена только в 1785, то в России аналогичная двухцилиндровая паровая машина была создана гениальным механиком-самоучкой Иваном Ползуновым на 20 лет раньше, в 1765. Если в Англии изобретение Генри Моудсли суппорта к токарному станку, увенчавшее промышленную революцию XVIII в., обеспечив возможность и машины строить посредством машин, датируется 1797, то у нас замечательный механик Андрей Нартов создавал самые совершенные копировальные токарные станки с механическим суппортом, заменяющие руку человека, еще в Петровскую эпоху. Токарные станки с водным приводом, так же как и сверлильные, применялись нередко и в заводской практике; например, на “токаренной фабрике” Невьянского Демидовского завода в 1767 значилось пять таких “точильных станов водяных”. В легкой промышленности можно отметить чесальную и прядильную машины в заведении Родиона Глинкова с 1760-х, на много десятилетий опередившие механическое льнопрядение в Англии. В тяжелой промышленности следует отметить раннее появление у нас прокатных валков и станов.
Известно, что в Англии первые прокатные вальцы Дж. Пейна для отжатого железа появились лишь в 1728, а более совершенные прокатные станы запатентованы Г. Кортом и пущены в обращение не раньше 1783. В России же простейшие плющильные машины для проката шинного железа были в ходу на Урале уже в 1723. Но и более сложные вальцы с калиброванными ручьями для сортового проката применялись на Урале еще до 1765, а листопрокатные станы — с 1782. В частности, у нас еще до 1765 “с великою пользою, под плющильной машиной делали разные карнизы, вырезывая для сего фигуру их в нижнем валу и стачивая столько же верхнего, так чтоб выходил на нем против той вырезки поясок, с такою же фигурою. Железо, пропускаемое между сим пояском и вырезкою, получало подобную им форму”^{[ 160 ]}.
Русское предпринимательство было крепко своей родовой преемственностью и сословной сплоченностью. Купеческие роды поддерживали друг друга, роднились между собой, создавая своеобразные родовые унии. Об этом рассказывают росписи купеческих фамилий. Вместе с тем следует отметить, что русские предпринимательские роды не были замкнутой кастой, а постоянно подпитывались и обновлялись снизу, преимущественно из крестьянской среды.
Широкое развитие частной инициативы снизу породило мощное промышленное движение. Так, в районах старинного ткачества Ярославской, Костромской, Владимирской губерниях — посадские и крестьянские дети (в том числе большое число крепостных), начиная с кустарной светелки ручного ткача или набойщика, постепенно создают крупные текстильные предприятия.
Крепостной графа Шереметева Григорий Иванович Бутримов в 1741 основал текстильную мануфактуру, на которой работали вольнонаемные работные люди из крестьян-оброчников. Мануфактура при нем быстро расширялась. Так, если в 1744 в ней было 30 станов, то в 1755 — уже 69. После его смерти мануфактура переходит в руки другого крепостного крестьянина — предпринимателя Грачева^{[ 161 ]}.
Основатель предпринимательского дела Грачевых крепостной крестьянин Иван родился в 1706, вначале занимался торговлей, а в 1748 создал полотняную мануфактуру, выпускавшую продукцию высшего качества, которая через Петербургский порт шла за рубеж. Капиталы Ивана росли, и в 1756 у него уже было 216 станов. Его наследники продолжали расширять мануфактуру. Ефим Иванович Грачев (1743-1819) имел в 1789 — 455 станов, 3 034 десятины земли, 381 душу крепостных крестьян. Все это богатство было юридически оформлено на имя помещика. В 1795 Грачев выкупается на волю, отдав помещику все предприятия и земли, заплатив 135 тыс. рублей. Став вольным, Е.И. Грачев записывается в купцы I гильдии и становится арендатором своих же фабрик^{[ 162 ]}.
Крепостной крестьянин села Иванове Иван Матвеевич Горелин (Гарелин) — основатель династии предпринимателей текстильных мануфактур — вначале занимался посреднической торговлей полотнами. К 1765 он накопил достаточно денег, чтобы перекупить у таких же, как он, крестьян-предпринимателей Грачевых полотняную мануфактуру Бугримова. В 1780-х на мануфактуре действовало 200 ткацких станов. Иван Матвеевич умер в н. XIX в., но его наследники значительно приумножили дело, и уже в 1817 в мануфактуре работали 1 021 стан и 85 набивных столов. Чистая прибыль предприятия приближалась к 50 тысячам рублей. Горелины, будучи сами крепостными, покупали землю и даже крепостных (для работы на фабрике) на имя своего помещика. В 1820-х среди крестьян ходили слухи о скором освобождении. Когда Горелины убедились в неосновательности этих слухов, то решили выкупиться на волю и в 1828 так и поступили, хотя были принуждены помещиком оставить в его собственности и мануфактуру, и дома с хозяйственными постройками, и более 700 десятин земли. Кроме того, помещик потребовал с них еще 25 тысяч наличными. Тем не менее упорным трудом Горелины поправили свои дела и в 1837 выкупили у помещика свое предприятие, переоборудовали его, сделав одним из самых передовых в России и Европе.
В промышленности сложилось своего рода разделение сфер предпринимательства — с одной стороны, развитие крупной промышленности, ориентированной преимущественно на зажиточного и богатого горожанина, дворянство, царский двор, вывоз за границу; с другой — бурный рост мелкой крестьянской и кустарно-ремесленной промышленности, ориентированной на широкие народные массы, на все многообразие их потребительского спроса с огромным ассортиментом продукции.
Со 2-й пол. XIX в. крупная промышленность резко расширяет свой рынок, еще глубже проникая в толщу крестьянства, но домашняя крестьянская и кустарно-ремесленная промышленность удерживает значительную часть покупательского спроса простого народа, потребности которого крупная промышленность не могла выполнить или считала невыгодным. Крестьянство с огромным многообразием традиционной культуры зачастую предпочитало более близкую по выполнению кустарно-ремесленную продукцию обезличенной и усредненной фабричной.
Между крестьянской и крупной промышленностью постоянно шла конкурентная борьба, многие фабриканты вопили истошным голосом о своей погибели и невозможности работать при низких ценах на кустарные изделия.
Гжатский купец Жуков писал в слезной записке Николаю I: “...В уезде образовались промышленники, называемые прасолами, разносчиками, ходебщиками и мужиками-фабрикантами, которые производят, не платя никакой гильдейской повинности, торговлю... Сверх того, в уезде существуют крестьяне-подрядчики, которые берут для выделки миткаля и плисов... При дворах они имеют рабочие светлицы, а за недостатком таковых раздают основу по деревням... а потому фабриканты, старавшиеся об улучшении изделий, производством своим почти вовсе теперь не занимаются, ибо дело их перешло в руки крестьян... Подобными же промыслами занимаются и в разных уездах Москвы, и во Владимирской губернии, особенно в Шуйском уезде: там почти все крестьяне — или фабриканты, или разносчики. В одном селе Иванове крестьяне привозят на рынок до 50 тысяч штук миткалей. Теперь прибылых торговцев, вышедших из крестьян и мальчиков, гораздо больше двух третей против пригородных московских жителей”.
Крестьяне, работавшие на дому, и кустари зачастую были и продавцами cboiix изделий, что позволяло им еще более успешно конкурировать с крупной промышленностью.
Развитие частной инициативы путем отмены различных ограничений и запретов сопровождалось активной государственной политикой таможенного тарифного регулирования, имевшей преимущественно охранительный характер. Это означало ограничение допуска на русский рынок товаров, которые были способны серьезно конкурировать с отечественными. Конечно, это ослабляло волю к действию русских промышленников, но вместе с тем было неизбежно в условиях сохранения феодальных пережитков, не всегда позволяющих на равных конкурировать с западными товарами.
В 1829 в Санкт-Петербурге была открыта Первая Всероссийская мануфактурная выставка, в которой приняли участие сотни русских предприятий. Вплоть до революции эта выставка проходила раз в четыре года попеременно в разных городах. Со 2-й пол. XIX в. Россия начала принимать активное участие во всемирных выставках с разнообразным ассортиментом своих изделий, международное жюри всегда высоко отзывалось о наших промышленных успехах. Экспертиза всемирных выставок показывала, что по качеству многих товаров, например изделий бумагопрядильного и бумаготкацкого производств, парчи, глазета, кумача, изделий из серебра и золота, Россия не только не уступала другим странам, но и превосходила их.
Символом русской промышленности XIX в. стали фабрики Морозовых. Родоначальник семьи Савва Васильевич Морозов (1770-1862), крепостной помещика Н.Г. Рюмина, прошел длинный путь от пастуха, извозчика, наемного ткача на фабрике Кононова до владельца собственного шелкоткацкого заведения в селе Зуево Богородского у. в 1797. В 1820 Савва Морозов вместе с сыновьями выкупается на волю за 17 тыс. руб. В 1820-40-е годы Морозовы создали четыре хлопчатобумажных фабрики, которые уже тогда оценивались в 200-300 тыс. руб. Во 2-й пол. XIX в. фабрики вырастают в четыре огромные фирмы: “Товарищество Никольской мануфактуры Саввы Морозова сын и К”, “Товарищество мануфактур Викулы Морозова с сыновьями в местечке Никольском”, “Компания Богородско-Глуховской мануфактуры”, “Товарищество Тверской мануфактуры бумажных изделий”. Перед революцией собственные капиталы семьи составляли более 110 млн. руб., на предприятиях Морозовых 54 тыс. рабочих производили продукции примерно на 100 млн. руб.^{[ 163 ]}
Другим ярким выразителем промышленного предпринимательства XIX в. была семья предпринимателей Мальцевых. Ее основатель Василий Мальцов создал свой первый стекольный завод еще в 1724. Следующие представители Мальцевых, Аким и Фома, построили ряд стекольных заводов и парусно-полотняных предприятий. Сын Акима Иван Мальцов купил металлургический завод в с. Людинове.
Возникает целый мальцовский промышленный район (смежные уезды Орловской, Калужской, Смоленской губерний), который уже руками замечательного русского предпринимателя Сергея Ивановича Мальцева превращается в центр российского машиностроения. На мальцовских предприятиях были изготовлены первые в России рельсы, паровозы, пароходы, винтовые двигатели. В 1875 С.И. Мальцов организовал акционерное общество, включающее 30 предприятий — чугуно— и сталелитейные, стекольные, фаянсовые, механические, а также ряд других производств — лесопильное, кирпичное, полотняное, бумажное^{[ 164 ]}.
В целом темпы развития русского предпринимательства были просто поразительны. С 1802 по 1881 численность фабрик (без мелкого и кустарного производства) увеличилась с 2 423 до 31 173, а численность рабочих — с 95 до 771 тысяч. Только за 1804-63 (даже при наличии крепостного права) производительность труда увеличилась почти в пять раз^{[ 165 ]}.
Особый этап русской промышленности приходится на к. XIX — н. XX вв. Он связан с коренной структурной перестройкой российского торгового и промышленного потенциала. В стране наблюдается чувство подъема, созидательного энтузиазма.
Происходит обновление предпринимательства. Лидерство в промышленном мире начинает постепенно переходить от фабрикантов традиционных отраслей (текстильных, переработки сельхозпродуктов и т.п.) к фабрикантам передовых технологий — машиностроения и металлообработки. Начинает преобладать акционерная форма предпринимательства.
Русские предприниматели осуществляют коренное техническое перевооружение промышленности. Доля производственного накопления в к. XIX — н. XX в. составляла 15-20% национального дохода^{[ 166 ]}. Капитальные вложения в промышленность росли гигантскими темпами. Только за 1885-1913 крупные акционерные предприятия увеличили свои фонды в 11 раз, несколько медленнее росли фонды в мелких и средних предприятиях. Средний рост производственных фондов составлял 596%, или 7,2% в год, выше, чем, например, в США^{[ 167 ]}.
Ускоренными темпами идет механизация производства: если в 1860 в нашей промышленности действовало механического оборудования на 100 млн. руб., в 1870 — на 350 млн. руб., то в 1913 — почти на 2 млрд. руб., то есть ежегодно обновлялось около пятой части технического парка машин^{[ 168 ]}.
Вопреки устоявшемуся мнению о каком-то особом зависимом положении России от иностранного капитала, общий объем зарубежных вложений в промышленность составлял не более 9-14% всех промышленных капиталов, то есть не больше чем в основных западноевропейских странах, что было связано с общей тенденцией к интернационализации капитала. Отечественные предприниматели определяли всю промышленную политику России. Иностранцы, как правило, допускались лишь в те отрасли, куда отечественная буржуазия еще побаивалась вкладывать свои капиталы. В стране было достаточно внутренних средств, чтобы вложить их в промышленность. Так, за 1885-1913 прибыль по отношению к основному капиталу составляла 16%, а реальный прирост основных капиталов — 7,2%, кроме прибыли, существовали и другие источники образования основного капитала в промышленности^{[ 169 ]}. Начиная с 1876-80 вплоть до 1913 Россия имела непрерывный активный торговый баланс. С 1886 по 1913 она вывезла товаров на 25,3 млрд. золотых руб., а ввезла только на 18,7 млрд. руб., т.е. обеспечила приток золота и валюты в страну на 6,6 млрд. руб.^{[ 170 ]} В этих условиях русский рубль был устойчивой конвертируемой валютой, которую высоко ценили иностранцы.
Темпы роста производства средств производства на частных русских предприятиях были в два раза выше темпов роста легкой и пищевой промышленности. В результате удельный вес производства средств производства достиг 43% всей промышленной продукции, 63% оборудования и средств производства, необходимых в промышленности, производились внутри страны, и только немногим более трети ввозилось из-за границы.
По темпам роста промышленной продукции и по темпам роста производительности труда Россия вышла на первое место в мире, опередив стремительно развивающиеся США.
За 1880-1910-е темпы роста российской промышленности превышали 9%> в год. С момента отмены крепостного права по 1913 объем промышленного производства вырос в 10-12 раз, а по отдельным показателям темпы роста были просто гигантскими — выплавка стали увеличилась в 2234 раза, добыча нефти — в 1469 раз, добыча угля — в 694 раза, производство продукции машиностроения и металлообработки — в 44 раза, производство химической промышленности — в 48 раз^{[ 171 ]}.

Глава 51
Крепостное право и принудительный труд в России и на Западе. — Огосударствление. — Противостояние насилию.

До XVII в. хозяйствование в русской деревне осуществлялось вольным трудом крестьян, которые имели возможность перейти с одного места на другое. Крепостное право утвердилось в России в к. XVI-XVII вв., т.е. гораздо позднее, чем во многих других западноевропейских странах (Германии, Австрии, Франции, Венгрии и др.), и охватило около половины всех крестьян, остальные продолжали оставаться свободными.
Крестьяне, расселившись в северных и восточных областях страны, “сидели”, как правило, на государственных землях, платя подати в 4-6 раз больше, чем крепостные, крепостного ярма здесь почти не было.
Иное дело центральные области, где значительная часть земель принадлежала феодалам; здесь крестьяне постепенно попадали в зависимость, хотя вплоть до к. XVI в. имели право уйти. Окончательное закрепощение крестьян, живших на землях феодалов, произошло в сер. XVII в., когда в неволю попали, кроме самих тяглых крестьян, “сидевших” на владельческих землях, и их дети, ранее считавшиеся свободными.
Особенностью русского крестьянства являлось то, что земли было много, а рабочих рук мало. Это, кстати, было одним из главных препятствий для насаждения крепостного права. Феодал чаще всего охотно ссужал крестьян деньгами на обзаведение на своей земле, но и крестьянин смотрел на это как на выгодную сделку. “Заем под работу, — писал В. Ключевский, — был для бедного человека в Древней Руси наиболее выгодным способом помещения своего труда”. Позднее наличие этой ссуды сделалось одним из главных факторов закрепощения.
В к. XVI-XVIII вв. в России была закрепощена половина крестьянского населения страны, попавшая в зависимость от отдельных феодалов, вторая половина крестьян платила подати государству и вела свободное хозяйство. Неясно, почему крепостное состояние (принудительный труд) объявлено чуть ли не характерной чертой развития именно русского общества, хотя ни для кого не секрет, что через крепостничество прошли все европейские народы. Во Франции и Италии крепостное право просуществовало до к. XVIII в., в Германии и Австрии — почти до сер. XIX в., а в США до 60-х годов XIX в. существовало рабовладение. Кстати говоря, Россия — единственная страна, в которой не существовало феодального обычая “первой ночи”. Эротические подвиги помещиков нередко кончались плохо^{[ 172 ]}.
Говоря о влиянии крепостничества на народное хозяйство, прежде всего следует отметить, что экономическая психология и поведение народа, отношение к труду и многие черты русского труженика — трудолюбие, самостоятельность, самодеятельность, инициатива — сложились задолго до утверждения крепостного права и приобрели к XVII в. устойчивый характер. Понятно, что крепостническое насилие над народной традицией и идеалом вело к подрыву общественных устоев, дестабилизации общества, вызывало протест широких масс крестьянства. Недаром начало распространения крепостного права совпадает со Смутным временем, окончательное закрепощение крестьянских детей — с восстанием Степана Разина, односторонние дарования вольностей дворянству (освобождение их от обязательной службы государству, тогда как крестьянам такое освобождение от службы в пользу дворян не было даровано) — с народным восстанием Пугачева. До 1848 от 60 до 70 помещиков ежегодно оказывались убитыми своими крестьянами — “ибо таково национальное средство, к которому прибегает русский крестьянин, чтобы выразить свой протест”^{[ 173 ]}.
Крепостничество, посягавшее на народные традиции и идеалы, оставило заметный рубец в душе русского крестьянина. Но было бы в корне ошибочно утверждать, как это делают некоторые историки, что дух крепостной неволи стал чертой национального характера, а желание слепо подчиняться начальнику-господину — неотъемлемым импульсом русского человека. Сегодня они предлагают русским по капле выдавливать из себя раба, не удосуживаясь разобраться: “А был ли раб?”, неправомерно распространяя черты, свойственные отдельным личностям, на всю страну. Идеалом русского крестьянина всегда была самостоятельность и воля. На произвол и насилие крестьяне отвечали восстаниями, разгромом усадеб, убийствами извергов-помещиков, разными пассивными, скрытыми формами неповиновения. Наша история многократно показывает, что попытки навязать крестьянину чуждую ему психологию слепого подчинения и диктата всегда вызывали в нем чувство протеста, парализовали его творческую активность, которая проявлялась в условиях самоуправления, самостоятельности и права на инициативу.
Существование принудительного труда в промышленности России было также связано с определенным историческим этапом, который прошли все европейские страны.
Создание условий для развития российской промышленности совсем не означало ее принудительного огосударствления, как представляют это некоторые современные историки, видевшие в петровских реформах чуть ли не корни военного коммунизма советского времени, а в деяниях Петра — истоки тоталитаризма, которые коренятся в русской истории, в вековой темноте и невежестве населения, отсталости общественных институтов, реакционных чертах характера русского народа.
Факты свидетельствуют об обратном. Огосударствление производительных сил в России было не выше, чем в странах Западной Европы, распространяясь, как и в них, преимущественно на предприятия военной промышленности, а также на предприятия, имеющие стратегическое значение или обслуживающие двор монарха. Более того, государственная поддержка экономической деятельности пришла в Россию с некоторым опозданием. Предприятия его величества в Великобритании, многочисленные казенные фабрики и заводы времен Колбера во Франции, множество государственных предприятий германских княжеств — обычное дело для XVII-XVIII вв., и почему-то никто не говорил об огосударствлении производительных сил этих стран.
Развитие промышленных ремесел и предприятий на Руси носило свободный, инициативный характер. Продукция русской кустарной промышленности домонгольского периода была известна во многих странах мира. Только небольшая часть из многих российских предприятий принадлежала царскому двору (государству).
Петр I начинал свою деятельность в стране, уже достигшей определенного развития кустарно-ремесленной и мануфактурной промышленности, а не на пустом месте, как пытаются представлять дело некоторые публицисты. Достигнутые Петром результаты основывались на предыдущих экономических успехах России. Абсолютно неверно утверждение о создании русской промышленности государственными декретами Петра I. В 1718 — в период самого бурного развития государственной промышленности — доля ее в общей продукции страны составляла несколько процентов. Да и в последующее время, вплоть до 1917, доля государственных предприятий в промышленности России возросла незначительно. Даже по производству самого “государственного продукта” — чугуна — на долю казенных заводов приходилось 869 тыс. пудов из 6641 тыс. пудов общей добычи страны, а меди — 28 тыс. пудов из 197 тыс. пудов всей добычи, т.е. 13-14% общего производства этой продукции^{[ 174 ]}.
Исследования академика Струмилина показывают, что на первых русских мануфактурах преобладал вольнонаемный труд^{[ 175 ]}. Хотя с привлечением рабочей силы возникали трудности, крестьянство было занято земледельческим трудом, большая часть ремесленников продолжала заниматься своим делом; свободных рук, которые можно было нанять на заводы, в стране было крайне мало. На первых порах предприниматели вынуждены были набирать рабочих из “убогих людей”, “из бедных и малолетних, которые ходят на улицу и просят милостыню”, “из баб и девок, которые... по делам за вины свои наказаны”, из разных уголовных преступников, наказанных по суду, и т.п.
В этих условиях государство начинает приписывать для выполнения заводских работ государственных крестьян, а владельцы крепостных привлекают их к промышленной работе, отрывая от земли.
Однако приписанные к заводу государственные крестьяне обязаны были отработать в принудительном порядке только свой подушный оклад и казенный оброк, что занимало обычно не более 3-4 недель, а весь остальной год работали в своем собственном крестьянском хозяйстве. Крепостные крестьяне частных лиц могли привлекаться в порядке феодальной повинности по обычному праву не свыше 2-3 дней в неделю, а остальное время работали на себя. Отработав официальные повинности, крестьяне далеко не всегда соглашались трудиться на этих же заводах в порядке вольного найма (“доброхотно, а не по принуждению”) за оплату, в чем часто их пытались заинтересовать заводчики.
Таким образом, даже при наличии приписных или крепостных крестьян заводчики должны были иметь постоянный вольнонаемный персонал заводских мастеровых и работных людей, общее количество которых составляло в сер. XVIII в. более половины всех работающих, а столетием позже достигло 80%. Причем вольнонаемные составляли основное ядро предприятия, а приписные и крепостные крестьяне зачастую выполняли вспомогательные работы (заготовка дров, подвозка угля, руды и т.п.).
Принудительный труд, который антирусские историки хотят сделать непременной чертой русского человека, вообще никогда не был свойствен только России. Как и крепостное право, принудительный труд в промышленности (кстати, непосредственно связанной с ним) был определен фазой развития, которую в XVII-XVIII вв. прошло большинство государств Европы. Вся крупная промышленность на 3ападе, возникшая в XVII-XVIII столетиях, носила такой же характер Производства предметов вооружения или обмундирования армии или изготовления предметов роскоши для двора и придворных, вся она создавалась при помощи “искусственных” мер, вроде выдачи денежных пособий, беспроцентных ссуд, исключительных привилегий, освобождения от налогов, вызова иностранцев для насаждения новых отраслей производства, установления высоких запретительных пошлин на изготовляемые в стране товары. Последние две меры, отмечает Кулишер, практиковались даже в Англии, хотя других мер она не применяла, не снабжала предпринимателей деньгами, ибо у них имелись достаточные собственные капиталы, полученные в период так называемого первоначального накопления. Другие страны, в отличие от Англии, применяли самые разные меры, чтобы подтолкнуть развитие промышленности, разбудить предприимчивость и инициативу. Кстати говоря, и в результатах деятельности первых российских и первых западноевропейских Цепных промышленных предприятий было много общего. И те и другие стали хиреть после того, как “твердая рука” отпустила их. Так, ;с таким трудом созданная Фридрихом Великим шелковая промышленность к концу его царствования почти совершенно погибла, так как индустрия, насажденная им во вновь приобретенной Силезии, являлась мертворожденной, и сообщаемые ему в донесениях цифры относительно числа предприятий и рабочих имелись лишь на бумаге, но отнюдь не в действительной жизни. Столь же медленно и плохо прививалась новая крупная промышленность в Австрии XVIII в. В этой стране существовало большое количество предприятий, применявших труд собственных крепостных крестьян — текстильная промышленность в деревнях в значительной мере покоилась на таком свободном труде. Труд арестантов, преступников, бродяг, сидельцев работных домов, сирот из приютов, который использовался в российской промышленности, был широко распространен во всех западноевропейских государствах. Тюрьмы, отмечает И. Кулишер, недаром именовались “прядильными домами”, они превращались в построенные на коммерческих основаниях и сдаваемые промышленникам в аренду предприятия. Нищих и бродяг всюду ловили и сажали в работные дома, чтобы таким путем создавать новую крупную промышленность. Те приходские ученики, ужасную эксплуатацию которых мы находим в Англии в начале машинной эры и в защиту которых был издан первый фабричный закон 1802, и задолго до того трудились в кустарных мастерских и мануфактурах. Вообще, поскольку мы находим в XVII-XVIII столетиях в Западной Европе централизованные мануфактуры, они в значительной мере работали при помощи принудительного труда^{[ 176 ]}.
Широкое распространение принудительного труда в странах Западной Европы отмечалось в XVIII в. и многими другими исследователями. Так, историк Юрген Кучинский, рассказывая об условиях труда во Франции, пишет: “В 1715 г. большинство рабочих в мануфактурах находилось в феодальной крепостной зависимости”^{[ 177 ]}. “Рабочий персонал германских мануфактур того времени, — отмечает Туган-Барановский, — состоял преимущественно из разного рода несвободных людей”^{[ 178 ]}.

---

Примечания:

• ^{[ 141 ]} Кокорев В. А. (1817-1889), русский предприниматель и экономист, сторонник сохранения и развития самобытных начал русской экономики. Вышел из старообрядцев поморского толка г. Солигалича Костромской губ. Добился больших успехов в торговле, разбогател на винных откупах. В 1870 основал Волжско-Камский банк и Северное страховое агентство. Одним из первых русских предпринимателей вложил большие капиталы в развитие нефтяного дела. Вместе с П. И. Губонинымпостроил уральскую горнозаводскую дорогу. В своих работах показал губительность для России механического заимствования западноевропейских финансовых и хозяйственных форм. На закате жизни, в 1887, он пишет книгу “Экономические провалы”, в которой дает оценку экономическим событиям за полвека. Анализируя экономические неудачи России, Кокорев убедительно доказывает, что они являются, как правило, результатом слепого копирования зарубежного опыта. Особо следует отметь правильность оценки Кокоревым кабальной природы внешних займов. Он справедливо замечает, что эти займы стали средством угнетения России и способом перекачки ее ресурсов в пользу иностранных капиталистов. Вместо внешних займов, ложащихся тяжелым бременем на российскую экономику, Кокорев предлагал идею “печатания беспроцентных денежных бумажных знаков на... производительные и общеполезные государственные потребности”.
• ^{[ 142 ]} Меньшиков М. О. Из писем к ближним. М., 1991, с. 50
• ^{[ 143 ]} Эвентов Л.Я. Иностранные капиталы в русской промышленности. М.— Л., 1931
• ^{[ 144 ]} Туган — Барановский М. И. Бумажные деньги и металл. Пгд., 1917, с. 83
• ^{[ 145 ]} Xромов П. А. Экономическое развитие России. М., 1967, с. 392
• ^{[ 146 ]} Основа. 1862.№ 6, с. 68-69
• ^{[ 147 ]} Русская мысль. 1880, № 6, с. 94
• ^{[ 148 ]} Слово. 1878, № 1, с. 154
• ^{[ 149 ]} Земельная община. Ф. Щербина // Русская мысль, 1880, № 5, с. 15
• ^{[ 150 ]} Материалы к истории Прохоровской Трехгорной мануфактуры. М., 1915, с. 108-109
• ^{[ 151 ]} История СССР с древнейших времен до наших дней в 12 т. Т. 1, М., 1966, с. 553
• ^{[ 152 ]} Ключевский В. О. Указ. соч. Ч. 1, с. 299
• ^{[ 153 ]} Ключевский В. О. Указ. соч. Ч. 1, с. 298
• ^{[ 154 ]} Введенский А. А. Торговый дом XVI-XVII веков. М., 1924, с. 10
• ^{[ 155 ]} Овчинникова Е. С. Церковь Троицы в Никитниках. М., 1970, с. 5-12
• ^{[ 156 ]} Струмилин С. Г. История черной металлургии. М., 1954, с. 14-15
• ^{[ 157 ]} Демкин А. В. Русское купечество... XVII-XVIII. М., 1990, с. 55
• ^{[ 158 ]} Бурышкин П. А. Москва купеческая. М., 1990
• ^{[ 159 ]} Там же, с. 110
• ^{[ 160 ]} Струмилин С. Г. История черной металлургии. М., 1954, с. 398-399
• ^{[ 161 ]} Советская историческая энциклопедия. М., 1962. Т. 2, с. 866
• ^{[ 162 ]} Советская историческая энциклопедия. М., 1962. Т. 2, с. 705
• ^{[ 163 ]} Шишмарев Д. И. Краткий очерк промышленности... СПб., 1892, с. 27-32
• ^{[ 164 ]} Живописная Россия. 1903, № 126, с. 249-252
• ^{[ 165 ]} Струмилин С. Г. Очерки экономической истории России. М., 1960, с. 426-427
• ^{[ 166 ]} Вайнштейн А. Л. Народное богатство и народно-хозяйственное накопление предреволюционной России. М., 1960, с. 8
• ^{[ 167 ]} Струмилин С. Г. Избранные произведения. М., 1963. Т. 1, с. 382
• ^{[ 168 ]} Струмилин С. Г. Очерки экономической истории России. М., 1960, с. 490
• ^{[ 169 ]} См. Платонов О. А. История русского народа в XX веке. В 2-х томах. М., 1997. Т. 1, с. 22.
• ^{[ 170 ]} Мотылев В. Е. Проблемы темпа развития СССР. М., 1929, с. 87
• ^{[ 171 ]} Подсчитано автором по статистическим ежегодникам Российской империи за 1912-1915
• ^{[ 172 ]} Половина из помещиков, убиваемых своими крепостными, писал Герцен, погибали вследствие своих эротических подвигов. Процессы по таким подвигам были редки: “Крестьянин знает, что суды не уважают его жалоб; но у него есть топор; он им владеет мастерски и знает это тоже”. Герцен А. И. Собр. соч. в 30 т. М. 1956. Т. 7, с. 328
• ^{[ 173 ]} Герцен А. И. Указ. соч., с. 262
• ^{[ 174 ]} Энциклопедический словарь Брокгауз и Ефрон. СПб., 1899. Т. 27 А
• ^{[ 175 ]} Струмилин С. Г. Очерки экономической истории России. М., 1960, с. 132
• ^{[ 176 ]} АИТР. Кн. 1, с. 30-31
• ^{[ 177 ]} Кучинский Ю. История условий труда во Франции. М., 1950, с. 14
• ^{[ 178 ]} Тугаи — Барановский М. И. Крепостная фабрика // Великая реформа. М., 1911.1 3,с.141

---

Источник: www.rus-sky.com